Золотой водопад

Выгодно продав перекупщикам Митькину пушнину, Иван переночевал у Каинова, а утром с попутным обозом поехал в город. Перед очередным выходом в тайгу надо прикупить для Митьки боеприпасов, харчей, встретиться с Шестопалихой, помочь ей деньгами. В пути настигла метель. Ослепшие от снега лошади с трудом копытами нащупывали дорогу, еле-еле волокли тяжело нагруженные возы. Суметы на дорогах разгребали лопатами, возчики и седоки подпрягались к лошадям, протаскивали сани через сплошь забитые снегом участки. К ночи добрались до глухой заимки. Лошадей выпрягли и загнали в конюшню, сами улеглись вповалку на полу, выставив караульщика у возов. В середине ночи Ивана разбудил его возница и отправил сторожить грузы. Иван вышел во двор. Метель утихла, напоминая о себе редкими порывами ветра и бросками мокрого снега. Тучи, затянувшие небо, не пропускали лунного света, разжечь костер во дворе не позволил хозяин заимки. В темноте Иван, закутавшись в тулуп, привалился спиной к возу. Высокий воротник тулупа закрывал голову и уши, глаза в темноте не различали ничего на расстоянии вытянутой руки. Пока сам не заявишь, смена не придет. Надо простоять на карауле не меньше часа, тогда можно будить следующего караульщика. Поглядывая по сторонам, Иван думал о Митьке, представляя, как обрадуется парень хорошим вестям. А сойдет снег, зазеленеет тайга, можно будет и семью к нему привести: хоть одного человека в жизни сделать счастливым. Не было смолоду друзей у Ивана Петрова. Сверстники, такие же бедняки, как и Ванюха, не общались с ним: мрачным и диким казался им черноголовый парень, вечно ходивший босым, в холщовой рубахе без опояски и с расстегнутым воротом, в широченных шароварах. Парни побогаче обходили «цыгана» (как его окрестили в деревне) стороной, из девок ни одна не пришлась ему по сердцу, а к баловству не приучен был Ванюха. Долго батрачил Иван, переходя с заимки на заимку, от одного хозяина к другому, не задерживаясь подолгу на одном месте. Нигде не встретил ни любви, ни сочувствия, ни жалости.

Был нелюбимым, да и остался таким. А коли с людьми не сжился, одна дорога — в тайгу. Ходил Иван на соболя, белковал, гонял лисиц, ставил капканы на горностая. С крупным зверем не связывался: одному его и осилить нелегко, и вынести из тайги трудно. Так бы и прошла жизнь старого охотника в одиночестве, кабы не встретил в зимовье Митьку. Словно сына нашел старик и любовь свою скупую, нерастраченную отдал юному таежному другу.

На все пошел Иван, чтобы вернуть утраченное счастье Митьке. Нет своих детей у Ивана, зато будут внуки. Иван уже представлял, как он делает Митькиным сорванцам манки и пищики, вырезает из тростника сладкоголосые свирели, учит различать птичьи и звериные следы.

«Не становитесь на пути хищному зверю, внуки», — шепчет Иван и падает, оглушенный обухом топора.

— Алеха, обшарь старика. Петруха, потроши вьюки, — раздаются негромкие приказы. Команда выполняется с завидной быстротой, даже ночная темнота не связывает привычных движений грабителей.

Метель набирает последние силы и наглухо заметает следы ускакавших всадников. Иван Петров лежит между возами, раскинув руки, без шапки, кверху лицом. Редкие снежинки падают ему на смоляную бороду, открытый лоб, впалые щеки. Какое-то время снег, прикасаясь к лицу, тает, оставляя бисерные слезы, которые никто никогда не видел при жизни Ивана в его глазах. Но вот уже и этих слез не видно, а вместо лица неподвижная снежная маска, сквозь которую клочьями пробивается черная борода.

ЗОЛОТОЙ ВОДОПАД

Две недели Митька не отходил от зимовья и на десять шагов. Ему казалось, что, стоит отлучиться хотя бы недалече, появится Иван, и радостная весть, которую ему хочется услышать как можно скорее, дойдет до него позже. Жаль было просрочить минуты, а проходили дни, однообразные, длинные. Митька подолгу просиживал на пороге избушки, посасывая резную бурятскую трубку, подаренную ему Иваном в последний приход. Запах крепкого самосада смешивался с весенними ароматами пробудившейся тайги. Струйки дыма на мгновение повисали в неподвижном воздухе и растворялись в его голубизне. Невидимые лопаты разгребли снег на открытых местах, оттеснили его под укрытие густых ельников. Заговорили горные ручьи, взламывая непрочный лед на норовистых таежных речках. На полянах запестрели головки подснежников.