Золотой воскресник

– Как-то в Крыму захожу к себе в домик, который я снимал, вдруг вижу на стене существо размером с огурец, поросшее шерстью. В дверь задувал ветер, и шерсть шевелилась на нем. Некоторое время мы глядели друг на друга, потом ему надоело, и оно упало, как кафедральный собор. Я закрыл дверь и пошел ночевать к друзьям. Потом мне встретилась хозяйка и спросила, куда вы подевались? Я ответил, что я у друзей, но это никак не скажется на оплате. И рассказал ей об этом звере. На что она воскликнула: “Так ведь это мохнатка! Она и мухи не обидит!..”

* * *

– Такая тысяченожка, – вспоминал Женя, – попала ко мне в коробочку с кисточками и там перезимовала. Она была жива, но кисточки обглоданы.

– И ты ее выпустил?

– Выпустил. Она и так натерпелась, бедная! Представляешь, всю зиму питаться кисточками?

* * *

Яша Аким мне рассказывал, как он однажды постриг Беллу Ахмадулину.

– У Беллы – как у породистого пса – челка ниже носа. Я завел ее в ванную, накинул полотенце и аккуратно постриг.

* * *

Женя Монин и я – в гостях у Акима.

На кухонном столе в вазе – отцветающие хризантемы.

– Увядшие хризантемы, а как прекрасны! – говорю я.

– Наш случай, – говорит Яша.

* * *

– Вот обсуждаем, какая у тебя будет пенсия, – сказал папа. – И проживешь ли ты на нее со своими запросами?

– Если не проживу, то возьму котомку и пойду по Руси.

– Ну-ну-ну, – покачал головой Лев. – К чему такой экстрим? Ты всегда сможешь обратиться к своему… отцу.

* * *

С утра хотела прокатиться на лыжах, да сильный ветер в окне раскачивал березу: как бы не простудиться. Я долго высматривала в окно какой-нибудь зажигательный пример. Наконец из подъезда вышел человек с лыжами и зашагал пружинящей спортивной походкой. “О!” – я подумала. Тут он замедлил шаг у помойки, открыл крышку, аккуратно положил туда лыжи, закрыл и вернулся домой.

* * *

Послала в “Дружбу народов” отрывок из романа “Крио”.

– А что? – сказал Леонид Бахнов. – Мне понравилось. Одно только замечание: уж очень жизнерадостно.

– Да? – говорю упавшим голосом. – Но вообще-то там все умрут в конце концов.

– А это в нашем отрывке? – спросил он с надеждой.

* * *

Мой приятель Коля Шаров:

– Я по кладбищу вижу, что все живы…

* * *

На собрании глав отделов московского представительства “Сохнут”, рассказывала мне Дина Рубина, один высокопоставленный чиновник в своей речи о сложившейся ситуации заметил, что спасти положение может только чудо.

Кто-то крикнул с галерки:

– Но время библейских чудес миновало, и Красное море вряд ли расступится.

– Дети мои, – вздохнул докладчик, – если мы не будем верить в чудеса – нам пиздец.

* * *

Мы все такие разные но делаем
Одно общее дело
Живем

Сергей Седов

Почём полумесяц?

Даур не одобрял собратьев по перу, погруженных в русскую национальную идею, львиную долю своей жизни проводивших в буфете ЦДЛ. Ему казалось, что антисемитизм подрывает их здоровье.

– Взялись бы соревноваться: кто лучше пишет, кто больше издается! – говорил он. – Затеяли бы борьбу за сферы влияния, если им кажется, что самое лучшее захватили евреи! Они же в отместку просто напиваются и разлагаются. Вот, например, в Сухуме – там не национальность ставится во главу угла, а только сухумский ты или не сухумский. Сухумский – это человек, который где-то побывал и там проявил себя. Он может быть знаменитостью, небожителем или горьким пьяницей, великим деятелем или отшельником, отринувшим земные дела, но к ним – одинаковое отношение.

* * *

Однажды в буфете ЦДЛ к Дауру подошел пьяный литератор.

– И вы тоже писатель? – спросил он у Даура.

Даур только что получил в редакции журнал “Знамя”, где был опубликован его эпохальный эпический роман “Золотое колесо”.

– Да. Пишу, – ответил Даур.

– О чем же?

– О чем можно еще писать? – сказал Даур. – Она любит его, а он – не ее, а другую.

* * *

“Купаюсь вчера, Марин, – пишет Юля Говорова, – закат и небо, смотрю из реки на небо, вечером никого, вода теплая, но бьют родники, прохлада, и слышу разговор (по глади реки ведь разносится быстро):

– Возвращаюсь вчера из Пскова вечером, вспоминаю – продуктов-то в доме нет, вроде был кефир, дай, думаю, сделаю окрошку. Огурцы нужны, их нет. Иду себе по дороге по рысцовской (по рысцовской, потому что раньше там стояла деревня Рысцово). Смотрю – огурец на дороге, я взяла, потом еще один огурец, «спасибо, Господи!», еще огурец, потом еще, и каждый раз говорю «спасибо, Боже!». Один огурец нашла раздавленный, кто-то проехал на велосипеде. На пятом, хорошем огурце уже говорю: «Достаточно!» Такая вот вечером была окрошка.

Желаю, Марин, вам такой же щедрости и именно в нужную минуту!”

* * *

Галерист Миша Крокин послал Лёне, улетающему в Милан, напутственную эсэмэску.

Лёня из Шереметьева ответил стихотворением:

В Ломбардию – с луной под мышкой,
С женой Мариной-коротышкой.

* * *

Наш Серёжа назвал сына Илья.

– Это в честь Илии-пророка? – поинтересовался отец Лев.