В Лаосе на острове мы ехали по узенькой дорожке на велосипедах, Галя врезалась в киоск с чипсами и кока-колой, практически разнесла его вдребезги, и еле удержалась, чтобы не свалиться с обрыва в Меконг.
– Эх, жаль, я не знал! – переживал Коля. – А то бы остановился и заснял этот момент!
– Идемте в другой храм, – звал нас Коля, – там еще лучше фаллосы – настоящие, а не стилизованные!
Галя считает мои расходы за истекший день:
– …потом мы поприветствовали Будду на сто пятьдесят бат, потом я тебе пятьдесят давала на пожертвование, потом мы на сто бат Изумрудному Будде положили копейками…
Во Франкфурте художники Борис Алимов и Валерий Васильев спросили у Асара Эппеля:
– Слушай, Асар! Эта жена Лёни Тишкова – что она хоть за писательница такая?
– Марина Москвина?! – воскликнул Асар. – Это потрясающая писательница!
– Как хорошо, – сказал потом Лёня, – что они на Асара напали, а не на кого-нибудь другого. А то он бы им ответил…
Прозаик Н., в отчаянии:
– Критики меня не жалуют, ты бы посмотрела на эти лица – пропитые, все прокуренные рожи. В ЦДЛ сидят, пиво пьют и злословят – вот и все критики. Ничего святого у них нет. В старых растянутых свитерах и коричневых брюках!
– Ну, кто из вас евреи? – строго спросил Слава Пьецух, приблизившись к нашей дружеской компании в буфете ЦДЛ.
“Каждый раз, проходя мимо зеркала в ванной, – пишет мне из Берлина старина Эфраим Соловей, – обращаюсь к себе на повышенных тонах, яростно сжимая кулаки: «Эфраим!!! Ты здоров!!! – десять раз. – Ты юн!!! И телом, и душой!! – не менее десяти. – И не финти!!!»”
– Сегодня у моих бабушки с дедушкой бриллиантовая свадьба, – сообщила Бородицкая. – Мало того, что они родились в один день, так они, представляешь, в этот свой день рождения еще и ухитрились пожениться!
Посылаю в журнал “Знамя” отрывок из моей книги коротких историй “Танец мотыльков над сухой землей”.
– Выброси диалог про журнал
Я пригласила в ресторан отца Льва, детей и внуков, говорю – заказывайте кто что хочет. Все набрали – пасту “Карбонара”, шоколадные коктейли с мороженым, пирожные с горячим шоколадом… А папа взял блинчики с мясом.
Я говорю ему:
– Лёва, ты дома все время ешь блинчики с мясом и в ресторане заказываешь.
– Это чтоб не увлекаться ресторанами, – отвечает Лев. – А такое впечатление будет – ну дома блинчики с мясом – и в ресторане то же самое… Какая разница?
С Илюшей и Арсением приходим в Исторический музей, там выставка из Алмазного фонда – ордена, монеты, короны золотые, усыпанные жемчугами, изумрудами и бриллиантами. Археологические раскопки, монеты, серебро… На маленького Арсения все это произвело впечатление. В отличие от Ильи, бывалого зрителя всяческих чудес, который на все алмазы и сапфиры размером с куриное яйцо спокойно говорил, что у него есть и не такие…
В столовой Дома творчества “Переделкино” патриотическое писательское крыло обсуждает поэта Ивана Жданова, который, как я поняла из их беседы, занялся издательской деятельностью. Они с ним имели серьезный разговор и пришли к выводу, что Ваня полностью денационализирован.
– Народ, который его породил, разлагается, а ему хоть бы хны, – возмущались они. – Космический взгляд на вещи, видите ли! Соколова издал!.. Издал бы меня!!! Или…
Стали перечислять достойные кандидатуры, как вдруг в этот список затесался Давид Самойлов. Но мигом вылетел:
– Ой, то есть не Самойлова, а… Рубцова!..
Профессор Яско Танака из Киото рассказывала про одного знаменитого японского дирижера – после концерта он приходил всегда с женой на кладбище, где похоронены его тесть и теща, чтобы отпраздновать успех в их присутствии…
На стене кабинета музыки висит чей-то портрет – ужасно всклокоченный.
– Вот это кто, по-вашему? – спрашивает на родительском собрании учительница пения.
Лёня говорит:
– Григ.
А это оказался Эйнштейн.
Прихожу домой за полночь с вечеринки.
– И как на это прореагировал твой обманутый муж? – спрашивает папа.
На что мать моя Люся кричит из своей комнаты:
– Да наши обманутые мужья живут лучше, чем у других необманутые!..
– Прошу тебя, – говорила я Дауру Зантарии, – будь очень строг, читая мой роман, и где что не нравится – бери и переписывай заново!
– Я должен тебе сказать, Марина, но только без обид, – Даур сделал паузу. – Ты очень много тратишь времени и внимания на совершенно не заслуживающий этого предмет – человечество. Оно не оправдало себя.
Почему-то Юрию Ковалю никак не давали Государственную премию. Сколько раз выдвигали – и все напрасно. Детская секция Союза писателей не сдавалась и продолжала выдвижение. Знойным июлем собрались мы в конференц-зале и вновь стали восхвалять до небес достойнейшего Юрия Иосифовича.
Сам он сидел во главе стола, будто принимал парад, а его друзья – Роман Сеф, Юрий Кушак, Серёжа Иванов, Яков Лазаревич Аким, Юрий Норштейн и другие – проходили перед ним, как кремлевский гарнизон.