Золотой воскресник

– Какой великолепный Коваль, – сказала мне Дина Рубина. – Он похож на главаря рэкетиров. Так и кажется, что за окном ждет его серебристый мерседес.

– У меня на участке – гадюки, – рассказывал Леонид Сергеев. – Гости боятся ко мне ходить. А соседи кагор держат специально – вдруг с моего участка к ним приползет гадюка и укусит, а кагор – он нейтрализует яд. Однажды я увидел гадюку – взял и в лес отнес. “Вот и правильно, – одобрил Юрка, – а то, если б ты ее убил, все гадюки явились бы и тебя покусали, и твоих собак!”

Я принесла ему в подарок небольшую кость мамонта, столь тщательно завернутую в салфетку, что Коваль подумал – это бутерброд с сыром. Кость мамонта он принял со словами:

– Спасибо, карман не оттянет, а вдруг пригодится?

Завершал праздник Юлий Ким.

– После всего перечисленного осталось добавить, – сказал старый друг выдвиженца, – что Юра – чудесный шахматист и прекрасный семьянин!

Смех Наташи Коваль заглушили бурные аплодисменты.

* * *

– Ты, Юр, не говоришь по-английски? – кто-то спросил у Коваля.

Он ответил:

– Я по-русски-то еле говорю…

* * *

Даур Зантария:

– Я проспал твою передачу про меня! Причем заснул не во вре́мя, а ДО!

* * *

Когда Лёня в Париже снимал свою Луну, с ним повсюду ездила съемочная группа: фотограф Тим Парщиков, продюсер Ольга Осина и водитель Айнер – энциклопедических знаний латыш, полиглот, воин иностранного легиона в Африке, воевавший в Афганистане, тонкий знаток аюрведы и специалист по воскрешению из мертвых.

Съемки проходили глубокими ночами, под проливными дождями, потом похолодало, подул ветер ледяной и повалил снег, мы все простудились, и он отпаивал нас травяными сборами, в том числе незабываемым настоем трав для согревания сердца.

При этом время от времени у Айнера звонил телефон, и он кричал в свой мобильник на французском нерадивому арабу – поставщику наркотиков:

– Что ты за дурь притащил? Это дерьмо, а не дурь! Мой друг выкурил за два дня то, что мы с ним выкуривали за две недели, – и всего только три дня не подходил к телефону!!!

* * *

– Однажды в детстве я провалился в полынью, – рассказывал Айнер, – а неподалеку стоял человек, и его шок обуял. Я пытаюсь выбраться, лед обламывается. Я ему говорю: “Слушай, сделай что-нибудь, придумай, палку протяни, прохладно ведь…” А он стоит, окаменелый. В общем, когда я выбрался и пошел – он так и остался стоять. Он там и сейчас стоит, я уверен…

* * *

Тишков Лёня попросил, чтобы на Эйфелевой башне, когда он там будет снимать Луну, никого не было, а то это нарушит все обаяние…

Ему обещали.

* * *

Ольга Осина – Лёне:

– Как вам Тим? Он ведь совсем юный, неопытный…

– Ну и хорошо, – отвечает Лёня. – А то что бы мы были с ним два замшелых гриба…

* * *

На острове Сите промозглой ночью Тим Парщиков – Тишкову в плащике и шляпе:

– Так, встали, голову ко мне лицом, еще чуть правее, чуть-чуть, много, обратно, руку – вытянули пальцы, корпус подальше от мусорного бака, так, замерли, – снимаем дублик. Звезда в руке – выше, замерли, снимаем, дублик… Еще разок. Замерли. Ой, тень эта мне не нравится на лице – побежала, замерли. Ниже голову, еще ниже, много, замерли, снимаем. Что-то контрастно, смена объектива, салон меняем, диммер, диммерим, смотрим. Еще разок…

* * *

Ночь, ветер ледяной, безлюдная набережная. Держу Луну с обратной стороны, чтоб она не шлепнулась в Сену, пока починяют генератор, он постоянно барахлит, обнимаю ее и думаю: “Кормилица ты наша!..”

* * *

– Да, летней ночью на Сите не поработаешь! – сказала Ольга. – Тут бы сидели рыбаки, сновали водяные крысы, здесь бы гуляли, ебались, вообще было бы некуда приткнуться…

* * *

– Но что это? – спросила Маша Заволокина, наша добровольная помощница. – Мне показалось, что в реке блеснула огромная сияющая рыба!..

* * *

– А помните у Альбера Камю, – говорит Ольга, – Калигула все звал Луну: “La lune! La lune! Je vous aime…”

– Он не был шалуном, – отозвался Айнер. – У него была глубокая страсть к Луне.

* * *

Ночью снимаем, утром Тишков и Парщиков отсматривают снимки.

– Как говорит братва, выхлоп есть? – спрашивает Айнер.

* * *

Ольга Осина:

– Айнер, он бандит. Поэтому он такой вежливый, с юмором, приветливый…

* * *

В “Челюскинской” за столом Тишков познакомился с пожилым художником. Тот спрашивает:

– Как вас зовут?

– Лёня.

Он:

– И меня – Лёня.

– Лёня! – окликнул его Тишков. – Я…

Тот окаменел.

– Ну, знаете, все-таки Леонид Яковлевич…

– А! Хорошо, – сказал Тишков. – А меня Леонид Александрович.

Несколько дней Леонид Яковлевич бродил угрюмый, ни с кем за столом не разговаривал. Потом приходит на обед и говорит:

– Я думал несколько дней и нашел компромиссный вариант: ЛЕОНИД!!!

* * *

Анна Генина рассказывала нам с Бородицкой, как холодной снежной зимой директор Поганкиных палат из Пскова привез их с итальянской слависткой в Псково-Печорскую лавру. К ним вышел настоятель отец Александр, благодушно вступил в беседу, вдруг опустил глаза, увидел, что обе женщины в брюках и не сходя с места предал их анафеме.

– В аду будете гореть! – грозно сказал отец Александр.