Золотые колосья

Нежданно ворвалась, натоптала,
По углам разбросала листья,
Ничего не сказав без скандала,
Осень вдруг начала мне сниться.

До дождей остается надеяться,

Что она уйдет, испариться,
И все серые ветры развеются,
Так же как смогли появиться.

А пока она сквозняками гуляет,

По моим опустевшим комнатам,
Но с каждым разом все угасает —
Да здравствует моя бессонница!

Они ходят с пустыми душами

Они ходят с пустыми душами,
Да с глазами – цвета мрамора,
И говорят, что стихи мои слушали,
Да вот стихов им не надобно.

Скрипят своими суставами,

И бегают, бегают, бегают,
А затем выглядят усталыми,
И дождавшись вечера падают.

И нити, что оторвали сами,

От рук и ног волочат за собой,
И вопросительно, с пустыми глазами,
Трясут пустой головой.

А мои нити тянуться вверх,

На зависть всем остальным,
И спускается по ним благодать и смех,
Что становлюсь безумно-больным.

Пишу стихи так нервно,

И быстро, быстро, быстро,
Да выходит конечно скверно,
Но на душе моей чисто.

Ветер, ты пронеси его имя

Ветер, ты пронеси его имя,
Словно юноши буйного пыл,
Для которого жизнь – святыня,
И которую сам осквернил.

Не соврать не в единой строчке,

Что пишу я тебе не спроста,
Пронеси его имя до точки,
Что бы помнили чьи-то уста.

Пронеси последних слов звуки,

Что когда-то издал уходя:
«Я каждому крепко жму руки,
Дорогие мои друзья!»

Сорок девять строк о Родине

Сорок девять строк о Родине,
А в строке сорок девять слов,
Да людские надежды ничтожные,
Превратились в череду грехов.

Сорок девять переписанных заново,

Законов для человечества,
Живущих и не знающих главного,
Не знающих своего Отечества.

Сорок девять брошенных дел,

На пороге их завершения,
Сорок девять брошенных тел,
Познавших уничтожение.

Сорок девять замков на дверях,

На которых печати висят,
Нам грехи не отпустят в церквях,
Я довел этот мир… пятьдесят.

Я ни о чем не буду спрашивать

Я ни о чем не буду спрашивать,
И не буду впадать в отчаяние,
А осень листья будет раскрашивать,
Ведь осень – пора молчания.

Ветками мокрыми, голыми,

Машет всю ночь от ветра,
На стенах моих тенью-совами,
Дожидаясь снова рассвета.

От бессилия и быстротечности времени,

Не спастись, не укрыться мне в осени,
Даже в сладком воображении,
А уж тем более в совести.

Так заходи усталый путник

Посвящается Б. А. А.