Золотые кувшинки

Потом я шагал через весь ночной город. На мосту дул пронзительный ледяной ветер. С берега открывался вид на наш госпиталь, и прямо на взгорье чернел мрачный сарай мертвецкой.

Нина Гольдина уехала в Петроград на высшие курсы. Я проводил её на вокзал, усадил в теплушку. Боялся, что она заметит, как мне тяжело, погладил по белой пушистой заячьей шапке и ушёл. Надо было спешить на работу.

В эти дни Красная Армия разбила белые отряды, подступавшие к нашему городу. На центральной площади состоялся парад.

Проходили красноармейцы - чёрные, усталые, в рваных шинелях, в потемневших от пороха и грязи бекешах, в худых сапогах, рыжих обмотках. Но глаза у всех были радостные. Бородатый командир на коне поздравлял бойцов с победой, а бойцы кричали «ура». И я тоже кричал вместе со всеми. Легкораненые бойцы из нашего госпиталя тоже пришли на площадь. Я стоял рядом с ними в своей бекеше со звездой и шлеме с гигантским шишаком.

Наконец мы закончили пристройку к госпиталю/ В один счастливый день меня послали по делам строительства в командировку в Петроград.

Впервые в жизни я ехал в большой город. Я увижу исторические улицы, встречусь с Ниной… Я чувствовал себя счастливейшим из людей. Мне было пятнадцать лет, и большая жизнь раскрывалась передо мной.

3

Волнение охватило меня, когда утром, подъезжая к Петрограду, я увидел высокие трубы заводов, облака дыма над великим городом.

Величественная панорама Невского проспекта… Сколько раз вставал этот проспект в моём воображении, когда я читал Пушкина, Гоголя, Достоевского!

Монументальная, тяжёлая туша Александра III возвышалась на привокзальной площади.

На пьедестале были высечены хлёсткие слова Демьяна Бедного:

Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья.
Стою здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.

Редкие машины катились по торцам Невского проспекта. Порой, посверкивая голубыми искрами и переваливаясь с боку на бок, проходил трамвай.

Пешеходы куда-то спешили, не глядя по сторонам, угрюмо подняв воротники пальто и шинелей.

Осенний дождь пронизывал насквозь. Длинные очереди стояли у магазинов. На спинах людей расплывались крупные белые цифры: 137, 138… 201…

Сумрачно и сурово встретил меня Петроград. Никому не было никакого дела до Александра Штейна, десятника военно-строительных работ, пятнадцати лет от роду, при ехавшего с особо важными поручениями от западного фронтового строительства.

Я шагал по Невскому проспекту в своей бекеше с красной звездой, в шлеме с огромным шишаком, чувствуя себя очень одиноким.

Но город постепенно покорил меня.

Я восхищённо рассматривал огромных коней на Аничковом мосту. У Казанского собора. великие полководцы Отечественной войны бесстрастно глядели на меня своими бронзовыми глазами. И я вспомнил наши детские игры: как я был Наполеоном Бонапартом, а Ваня Фильков - Кутузовым… Как недавно и как давно мы были детьми!

Через Морскую, через арку Главного штаба я вышел на Дворцовую площадь и замер. Я смотрел на Зимний дворец, и в лёгком тумане как будто вставали предо мной матросские и рабочие отряды. В ночном свете факелов, с гранатами в поднятых руках, они неслись через площадь, чтобы победить или умереть.

Мне казалось, что я слышу залпы «Авроры».

Я забыл обо всём: и об одиночестве, и о том, что я голоден, и даже о Инне Гольдиной. Я стоял в своём старом шлеме перед Зимним дворцом и, казалось, сам бежал с матросами через площадь, арестовывал Временное правительство, сам командовал артиллеристами «Авроры»…

Облокотившись на перила Дворцового моста, я не мог оторвать взгляда от Невы.

Милиционер уже с подозрением поглядывал на меня: не собираюсь ли я броситься в волны? Но моё румяное лицо под гигантским шлемом рассеяло его подозрения.

У подножия Медного всадника я читал вслух пушкинские строки. Я казался самому себе Евгением и слышал звонкое цоканье бронзовых копыт. Великие исторические события, люди, годы - всё смешалось в моих мыслях.

Наконец я вернулся в настоящее, и любовь к Нине Гольдиной вспыхнула во мне с небывалой силой.

Нина жила на Шестой роте. Я вскочил в трамвай. Он шёл неимоверно медленно и часто останавливался. Люди суетились, что-то чинили, потом мы опять трогались. Не выдержав, я решил соскочить. Трамвай в этот момент неожиданно рванул, и я растянулся на мостовой. Было больно и обидно. Кто-то из прохожих попытался сострить по моему адресу. Я обнаружил вдруг, что при падении разорвал полу бекеши.

Настроение моё омрачилось. Явиться к Нине с измазанными лицом и руками, в грязной и изодранной бекеше, - кто бы мог веселиться при таких обстоятельствах? Однако выхода не было.

Я поднялся на седьмой этаж. Хмуро позвонил. Дверь не открывали. Опять позвонил. В отчаянии стал стучать кулаком. Всё то же. Я пустил в ход ноги.

Наконец старческий голос спросил из-за двери:

- Кого нужно?

- Гольдина здесь живёт? - закричал я.