Золотые ласточки Картье

– Точно. Анна ее нашла в справочнике каком-то… Не знаю, в каком, но вырезала… Мы могли бы в свадебное путешествие поехать. Я денег отложил, но решили, что погодим немного… Вот и погодили.

– Стой. То есть ты думаешь, что Ника… или Маргоша кого-то наняли, чтобы Анну убить?

Васька кивнул.

– Но это же бред!

Стас сказал и… а бред ли? Ника самолюбива. И теперь самолюбива, а в те далекие студенческие времена ее самолюбие усугублялось уверенностью, что весь этот треклятый мир существует единственно для удовлетворения Никиных потребностей. Она гордилась тем, что получает всегда то, чего хочет… Анна ей отказала.

И могло ли это… Нет, не хочется верить, но справедливости ради. Сама Ника убить не способна, а вот нанять кого-нибудь…

– Она могла не желать Анниной смерти, – продолжил Васька. – Избить… изнасиловать… испоганить все, к чему руки дотянулись. Ты знаешь, что у ее мужа дочь имелась от первого брака? Четырнадцать лет девчонке… С Никушей общего языка не нашли.

– Не удивительно.

– Года не прошло, как девчонка на игле сидела. А потом от передоза умерла.

– Думаешь…

– Доказать не выйдет, но… А Маргоша, которая сумела все семейство от старика отвадить? Они вовсе не те милые девочки, о которых ты привык думать.

– Машка?

– Дура, – поморщился Васька, – но безобидная. И позвал я ее потому, что дура… Ее не опасались. Если вдруг кому-то что-то известно, то только Машке.

– Ладно. – У Стаса голову ломило от мыслей крайне гадостного толка. Все-таки пусть и исчезла та давняя студенческая дружба – а ведь некогда казалось, что на века она, до самой смерти, – но все одно неприятно думать, что кто-то из твоих давних приятелей причастен к убийству. – С ними понятно… Но почему теперь?

– Потому что я хочу жить дальше, – Васька ласточку убрал. – Я устал… А она меня не отпускает.

– Анна?

– Ласточка. Она случайно оказалась у меня… Обещал мастера найти, чтобы цепочку спаял. Получилось, что из-за меня Анна осталась в тот день без талисмана.

…Бесполезно уверять, что, будь в тот день ласточка при Анне, ничего бы это не изменило.

– Я должен узнать правду, – упрямо повторил Васька. – Понять, кто ее… И тогда буду свободен.

Этого Стас не понимал, но кивнул: пускай, если ему станет легче.

Год 1912-й, Петербург

Цепочка, зацепившись за жесткое кружево, опасно натянулась, впилась в шею, и Надежда замерла. Надо же, едва не порвала… Цепочка такая тонюсенькая. Этак и ласточку заветную потерять недолго. При мысли об этом сердце оборвалось.

Глупость какая…

Подумаешь, ласточка…

Что в ней особенного? Ничего. И вовсе золотые украшения существуют единственно для того, чтобы люди состоятельные, навроде папеньки, могли самолюбие потешить. На самом же деле золото – это зло. И не следует набивать мошну, когда бедняки в Петербурге голодают.

Да и не только в Петербурге.

Вся Россия стенает под гнетом самодержавия. И люди разумные, истинные патриоты своей страны просто обязаны думать не о золотых ласточках, а о том, как свергнуть узурпатора да передать власть народу.

Об этом на собраниях говорил Петенька, и так пылко, хорошо говорил, что собственное сердце Надежды обмирало. Впрочем, когда Петенька не говорил, но молчал или этак вольно, вальяжно даже, раскинувшись на старом диванчике, курил цигаретку, сердце тоже обмирало. И Надежда, силясь побороть внезапное смущение, к каковому она отродясь расположена не была, отворачивалась, убеждая себя, что сие – вовсе не любовь. Они с Петенькой, какового иные именовали Петром Алексеевичем, соратники по борьбе, единомышленники и только…