Да и к чему? Есть же вторая сестрица, ей-то Петюня пока авансов не давал, думал все, и не столько о том, как бы породниться с Михайло Илларионовичем, который навряд ли обрадуется нищему зятю, сколько о друзьях своих… Эти тоже не обрадуются, и их недовольство Петюню пугало сильней, нежели гнев Михайло Илларионовича. Купец что? Притерпится, смирится… Дочери его ни в чем отказа не знают, Петюня узнавал. А вот приятели Петюни – дело иное, они этакой измены революционным принципам не простят, но…
…Ежели с умом подойти…
…И осторожненько, исподволь заготовить себе пути к отступлению…
Петюня вздохнул, переведя взгляд на Надежду, которая читала очередную листовку с таким видом, будто бы только сейчас открылась ей настоящая истина…
Баба.
Глупая.
К своим двадцати четырем годам Петюня пребывал в счастливой уверенности, что все бабы – дуры. И вдовушки, которые были щедры к обходительному, но такому бедному студиозусу, и Машка с ею куражом – как пить дать, сие добром не кончится, и сложит Машка буйну свою голову, вот и Наденька тоже дура, в революционную блажь ударившаяся.
– Надежда, – обратился он, с неохотой подымаясь. Кресло было удобным, и Петюне нравилось думать, что при должном его старании он получит не одно такое кресло. – Мне бы хотелось побеседовать с вами…
Говорил он и в глаза глядел этак, с прищуром, потому как ежели с прищуром, то выходит, что в этом его взгляде особый смысл появляется.
Машка, которая полулежа перебирала листовки, лишь хмыкнула выразительно: дескать, она давно предлагала Пете за купчиху взяться. Та, конечно, приносила в казну деньжата, но сие была капля в море состояния ее батюшки. И будь Петюня помоложе, он бы не стал тянуть, но… Извести состояние, каковое он уже почти полагал своим собственным, на революционные глупости? Нет уж…
Надежда зарделась.
И поднялась.
Вышла, глядя исключительно перед собой.
В коридоре пахло дымом и еще, пожалуй, кошками, которых Петюня с детских лет недолюбливал. Он поморщился, удивляясь тому, как прежде не замечал убогости этого места. Ничего, если все пойдет как надобно – а иначе и быть не может, – в самом скором времени о квартирке этой, как и о своих дружках, что намекали, будто бы Петюня не оправдывает возложенных на него надежд, он позабудет. Небось зятю Михайло Илларионовича по квартиркам дрянным ошиваться не пристало.