Золотые ласточки Картье

Силы таяли. И, наверное, она бы все-таки умерла, но… то, что лежало в ослабевшей руке, внезапно заинтересовало ее. Василина узнала ласточку, которую сама Любочка носила не снимая.

В детстве Василине очень хотелось эту ласточку потрогать, а еще лучше – примерить. Но Любочка, в остальных случаях потакавшая Василининым немногочисленным капризам, не разрешала.

– Это ласточка Картье… был такой известный ювелир, – Любочка погладила мокрые Василинины волосы. – Мой прадед заказал у него ласточек… в подарок дочерям.

Подвеска из белого металла.

Птица, расправившая тонкие крылья, смотрит на Василину, и видится в желтом ее глазу упрек: дескать, разве можно так с собой-то?

– И… что?

– Ничего. Просто от женщины, которая носит ласточку, ни один мужчина добровольно не откажется.

Любочка ушла, оставив Василину наедине с ласточкой.

Верить? Или не верить?

Василина здравомыслящий человек, но… ей так хочется чуда. Или не чуда, но гарантии, что история не повторится.

Василина заснула с ласточкой в руке, а проснулась не то чтобы здоровой, но без желания умереть. Оправлялась она долго, и в ее мире, сузившемся до размеров комнаты, которая больше не казалась такой уж просторной, царило спокойствие.

Книги, которые приносила из библиотеки Любочка. Вышивка крестиком. Учеба.

Сессия ведь скоро, а Василина уже на четвертом курсе, и нехорошо будет, если ее из-за какой-то глупости отчислят. Нет, на время болезни Любочка сделала справку, а вот дальше Василине придется самой. У нее получится.

В институт возвращаться было страшно. Ведь там знали про свадьбу, поздравлять готовились… И как же теперь?

Никак. Все делали вид, что ничего особенного не произошло, а Тимур вовсе Василину старательно не замечал. Ей же хотелось подойти и спросить, счастлив ли он в браке. Почему-то казалось, что нет. С Женечкой сложно быть счастливым.

Но Василина себя останавливала. И трогала ласточку, спрятанную под тонкой тканью блузы. Теперь она сама носила украшение, не расставаясь с ним ни днем, ни ночью.

А однажды, уже после сессии, которая помогла Василине окончательно прийти в себя, в институте появилась Женечка.

– Привет, – сказала она. – Классный блузон. Где отхватила?

– Люба принесла.

– Лю-ю-ба, – протянула Женечка. – Везет тебе, у тебя Люба есть.

– Чего тебе надо?

– Ничего, любопытно просто. Я ж должна посмотреть, где мой муж работает. И посмотреть, и присмотреть…

– Не доверяешь? – Василина испытывала какое-то иррациональное веселье. А ведь и вправду не доверяет, поэтому и приходит сторожить. И наверное, хорошо, что приходит Женечка, а не сама Василина.

– Почему? Доверяю. Он от меня никуда не денется. А знаешь почему? Потому что мама меня любит! И вот, – она потянула за тонкую цепочку и вытащила ласточку, точь-в-точь такую, как у Василины.

Почти точь-в-точь.

У этой ласточки глаз был синим.

– Она мне подарила, – Женечка погладила ласточкины крылья. – Сказала, что у тебя и так все есть… а у меня вот ласточка будет, и пока она со мной, Тимур меня не оставит.

Женечка показала язык, а ласточку спрятала.

…а вечером Любочка, которой Василина пересказала эту встречу, вздохнула и призналась:

– Твоя мама ей подарила… она очень любит Женечку.

– А меня? – Ласточка смотрела на Василину желтым глазом, в котором читалась откровенная насмешка. Неужто она, Василина, и вправду поверила, что это простенькое с виду украшение способно решить ее проблемы?

– И тебя, думаю, любит, – сказала Любочка, – просто… пойми, Василина, о Женечке она заботилась с самого младенчества. Для нее она так и осталась слабым, больным ребенком, которого, ко всему, лишили отца.

Как по Василининому мнению, никого-то Женечку не лишали, потому как отец всегда был рядом, поначалу в соседней комнате, после – в соседней квартире. И для Женечки у него всегда находилось время.

У всех все находилось для Женечки.

– Не злись, – Любочка глянула строго. – Злость разрушит прежде всего тебя саму. Сумей ее простить. Она… пожалуй, она рано научилась использовать свое положение. И тут есть моя вина. Я ведь тоже не ангел, разрушила брак твоих родителей… осиротила ребенка… хотела, чтобы хоть как-то сгладить углы, а вышло… нехорошо вышло.

Любочка поцеловала Василину.

– Забудь. Отпусти. И живи сама…

Если бы все было так просто.

– А Тимур? – Василина сжала ласточку в кулаке, не обращая внимания на то, что острые крылья ее чувствительно впиваются в кожу.

– Тимур слабый, если поддался вот так… А зачем тебе слабый мужчина? Сегодня он предал тебя, завтра – Женечку… послезавтра кого? Да и не будет у вас прежнего.

Любочка оказалась права. И Василина, пусть и нехотя, через силу, правоту эту признала. Она жила в родительской квартире, правда, настояла, чтобы Женечкину кровать из комнаты ее убрали, да и не только кровать.

Ремонт и отвлек, и увлек, заставляя думать о вещах обыденных. И Любочка всячески эти мысли поддерживала… Отец молчал. Мать появилась только для того, чтобы сказать:

– Живешь? Про родную мать забыла!

– А можно подумать, ты обо мне помнила, – огрызнулась Василина, не испытывая к этой неопрятной озлобившейся женщине никаких чувств.

– Вот Женечка…