Золотые ласточки Картье

– С Женечкой и разговаривай. У них телефон есть.

Это Василина знала точно.

Следовало сказать, что в доме Женечка появлялась нечасто, но в маменькину квартиру захаживала, порой приносила сумки с продуктами, вещи, и тогда из-за стены доносилась развеселая музыка, которая вызывала у Василины глухое бешенство.

Прощать не получалось. Особенно тяжело стало, когда под тонким платьем Женечки обрисовался круглый и какой-то очень аккуратный живот.

– Мы так счастливы, – сказала Женечка, встретив сестру на лестнице, и живот накрыла ладонью. – Ты себе не представляешь!

– Не представляю, – буркнула Василина.

…она доучилась. И диплом получила. И первое место работы, которое в принципе ей понравилось, и уже на этом месте, обжившись, обустроившись, обнаружила, что образ неверного Тимура поблек. Наверное, любые раны зарастают, а эта… эта и раной-то не была.

Василина поняла это, когда отец умер, как-то быстро и тихо, сердце остановилось. И Любочка постарела разом, наверное, она и вправду его любила. Месяца не прошло, как она последовала следом за отцом, оставив Василине квартиру по завещанию. И позже Василина порадовалась этакой ее предусмотрительности.

Женечка появилась сразу после похорон.

Она выглядела… красивой? Пожалуй. Высокая, стройная и светловолосая, в светлом же пальто на три пуговицы, в шерстяном костюме кирпичного колера, она казалась девушкой с обложки, но стоило присмотреться и…

– Как квартиру делить будем? – поинтересовалась Женечка, пройдя на кухню. Разуваться не стала, и на полу легла цепочка ее следов, узких и остроносых.

– Никак, – Василина не собиралась с ней ничего делить.

– Я тоже наследница первой очереди, – Женечка устроилась у окна и, подвинув любимую Любочкину чашку, достала сигареты. – Мне принадлежит половина.

– Тебе здесь ничего не принадлежит.

– Посмотрим, что в суде скажут, – Женечка закурила и огляделась. – Господи, какое убожество…

Обыкновенная квартира. Родная даже.

Василина привыкла к ней, и к светлому линолеуму, и к светлой же плитке с мелкими цветочками, и к белым глянцевым шкафчикам, которые выглядели аккуратно, пусть и разменяли второй десяток лет.

– В общем, так, дорогая сестричка, квартиру продаем и деньги пополам… Или другой вариант, – Женечка стряхнула пепел в Любочкину кружку. – Мы оцениваем ее, а потом ты мне мою половину выплачиваешь наликом… И чтоб без обмана.

– А не пойти ли тебе в…

– Грубо, – поморщилась Женечка. – Подумай. Я месяц дам…

– Иди ты…

– В суде дороже выйдет.

Василина повторила, куда может отправляться Женечка, но та, к удивлению, вовсе не расстроилась.

– Ты стала такой мещанкой, дорогая моя сестрица. Тлетворное Любочкино влияние? К слову, можем и иначе договориться. Ты мне отдаешь ласточку, а я забываю о квартире.

– Женечка, – очень спокойно ответила Василина, сама этому спокойствию удивляясь. – Ты ничего не получишь. Отец оставил завещание. И Люба тоже. Я – единственная наследница.

– Надо же, – Женечка ответила не сразу. И новость ее не обрадовала.

Нахмурилась. Скривилась. И маска лица, красивая маска, почти совершенная, треснула.

– Кто бы мог подумать… эта тварь всегда была хитрой.

– Не говори так о Любе.

– А как говорить? Она у меня отца отобрала!

– Ничего и никого у тебя не отбирали, – Василина села. – Это ты вечно норовила все забрать.

– Я?

– Ты, Женечка. Мои конфеты. Мои игрушки, мои книги, мои вещи… моего жениха, в конце концов.

– А ты обижаешься? – удивилась Женечка. – Когда это было-то?

– Не так и давно… пять лет всего прошло.

– Боже! Целых пять лет… К тому же я была дурой. Польстилась на… – Женечка скорчила гримасу. – Он мне показался таким красивым, солидным… и с квартирой собственной… с перспективами. Думала, сделает карьеру, стану женой академика.

– И что случилось? – вдруг стало любопытно. Странно, а ведь в последние годы Василина вовсе не думала ни о Женечке, ни о Тимуре. Наверное, решила, что они счастливы, а чужое счастье больно принимать.

– Ничего не случилось. Надоел он мне хуже горькой редьки… то не так, это не так… Еще и мамаша его вечно зудела, ходила следом и ныла, ныла… она думала, что я у них домработницей стану. Представляешь?

Василина улыбнулась: Женечка и собственную кровать заправляла через раз. А уж подметать пол, посуду мыть… готовить она и вовсе не умела, не видя в том надобности.

– А ребенок?

– Что ребенок? Родился. Боже, если бы я знала, что это будет так. Васька, не рожай. Грязь, кровь, больно… потом вообще мрак… думала, свихнусь. Нет, тут младенец орет, то ему жрать, то обосрался. Тут свекровь зудит, чтоб в машинке ее пеленки не стирала, а руками и гладила еще потом с двух сторон. тут муженек ноет… я что, разорваться должна была? Плюнула и послала их…

– Куда?

– Туда. Достали.

– И ребенка?

– Васька, хоть ты не ной, тоже мне… вот появится свой, тогда и будешь жизни учить. Я, между прочим, себя на других гробить не собираюсь. И вообще, мы в разводе. Если нужен Тимур – забирай.

Не нужен, это Василина поняла четко и ясно.