Золотые ласточки Картье

– Ляль, – Софья открыла рот, судорожно сглотнув слюну. – Меня укачивает…

– Таблетку хочешь?

У Ляльки в сумке имелась даже не аптечка – самая настоящая аптекарская лавка, притом что сама-то Лялька болела редко.

– У меня мятные есть. От укачивания. И еще лимонные леденцы, их рассасывать надо. Будешь рассасывать?

– Буду, – пробормотала Софья.

А автобус все ехал.

Свернул с шоссе, выбравшись на проселочную дорогу, и скорость скинул. Водитель машину явно берег, вот и ползла она медленно, в тщетной попытке объехать все колдобины и бугры.

– Укачало? – на соседнее сиденье плюхнулась Машка.

Софья узнала ее по едкому душному облаку духов, сквозь которое пробивался собственный Машкин запах.

– Меня тоже всегда укачивает. А я леденцы ем… Тебя как звать?

– Софья.

Софья представлялась, и значит, этот вопрос – лишь предлог… или Машка и вправду забыла?

– Ой, прости, точно! Софья! Я такая рассеянная стала! Говорят, что после родов оно бывает. У тебя дети есть?

– Нет.

– А почему? Нет, ты прости, если не в свое дело лезу, но дети – это такое счастье! Бесконечное.

– Я пока…

– Понимаю, для себя пожить решила, – Машка похлопала по руке, и как ни странно, но прикосновение это не вызвало обычного для Софьи раздражения. – Мне тоже все говорили, мол, зачем спешить, я еще молодая и все такое… Я сразу после универа и залетела… а аборт делать не стала. Аборт – это же убийство! И я вот смотрю на свою Людочку… Я старшенькую Людмилой назвала. А младшенький – Павличек… И как, если бы их не было? Жуть!

– Конечно, – нейтрально ответила Софья, которой больше всего хотелось, чтобы ее оставили в покое.

– А ты тоже мужа ищешь? Меня Регинка сюда отправила. И главное, так все совпало. Я прям удивилась, когда Толика увидела, а потом подумала, что не зря оно так. Мы с ним не очень хорошо разошлись, а Регинка знаешь что говорит? Что пока со своим прошлым не разберешься, то и будущего у тебя не будет. А мне будущее надобно… Тогда получается, что с Толиком помириться надо… и с остальными тоже.

– А вы ссорились? – поинтересовалась Лялька, придвигаясь вплотную. Софья мысленно пожалела, что поддалась на Лялькины уговоры и села на заднее сиденье.

Глядишь, впереди бы укачивало не так сильно.

– Ой, тут такое… Ну, как ссорились?.. Вроде никто и ни с кем не ссорился…

– А на самом деле?

– Ну… вот Маргоша когда-то Стаса кинула, а теперь небось локти кусает… или нет. Маргоша такая стерва! – Машка закатила глаза. – Ника ничуть не лучше… Они на пару когда-то дружили… И я, конечно, только теперь у меня семья, а эти…

– Машка, хватит сплетничать! – одернул Машку Павел. – Можно подумать, кому-то твои рассказы интересны…

– Еще как интересны, – тихо проговорила Лялька, но Машка замолчала, насупилась, только сказала:

– Вы поперед Маргоши не лезьте. А то со свету сживет, как Аннушку…

– Кто такая Аннушка? – Лялька спросила это шепотом, но Машка вдруг мотнула головой и сказала:

– Так, никто… я просто вдруг… Пойду, наверное.

Все «страньше» и «страньше».

– Знаешь, – Лялька сунула в руку карамельку, надо полагать ту самую, лимонную, антиукачивающего свойства, – мне эта затея перестала нравиться.

Но было поздно: автобус прибыл к месту назначения.

Вилла «Белый конь» в местные пейзажи не вписывалась категорически. И Софья, выбравшаяся из автобуса, смотрела и удивлялась: кому это в голову взбрело выстроить… этакое?

Беломраморное чудо возвышалось на холме.

С холма сбегала дорожка, окаймленная неряшливым кустарником. Слева виднелся запыленный лужок, сквозь зелень которого проглядывала земля, справа – лес, но тоже какой-то некрасивый, низкий и грязноватый.

За холмом начиналась деревня, и вид домов, обыкновенных, деревянных, с облезлыми стенами, кирпичными трубами и черепичными крышами, резко контрастировал с мраморным великолепием виллы.

– Офигеть, – выразил общее мнение Пашка.

– Стасичек, – Марго решила далеко от добычи, которую уже полагала своей, не отходить. – Скажи честно, что ты пытался его отговорить…

Массивная дверь приоткрылась, выпуская человека вида преудивительного. Софья даже про тошноту забыла. Человек был высок, пожалуй, выше на голову брюнетистого Стаса. И широкоплеч. И лыс… Уши его оттопыривались, некогда сломанный нос отличался удивительной кривизной. Одет человек был в спортивные шорты с широкими лампасами и рубашку-гавайку, застегнутую на одну пуговицу.

На ногах – шлепанцы.

На носу – очки в тонкой золотой оправе. И деталь эта, чересчур стильная, несколько диссонировала с общим обликом человека.

– Прелесть какая! – прошептала Лялька. – Держите меня семеро…

А сама вцепилась в Софью.

– Васька! До чего же я рада тебя видеть! Хоть что-то в этом мире не меняется! Ты по-прежнему раздолбай…

Маргоша обняла его, приникла к широкой груди, и пожалуй, чересчур уж приникла.

– Я ей глаза выцарапаю, – буркнула Лялька. – И космы крашеные повыдергиваю…

– Признайся, скучал?

– Конечно, дорогая, – Васька осклабился, блеснув зубами. – Как это я мог по тебе да не соскучиться? Страдал безмерно. Слезы лил…

– А по мне? – мурлыкнула Ника, бросив на Стаса раздраженный взгляд, будто бы он, Стас, был виновен в том, что пригласил Марго.