Золотые ласточки Картье

– Петр, – представился молодой человек, столь необыкновенно собою хороший, что Оленька онемела. Она почувствовала, как прилила к щекам кровь и что щеки эти позорно полыхнули румянцем, выдавая Оленькино смущение… – Муж Надежды…

– Ага, муж, – хмыкнула девица, разглядывая Оленьку пристально, не смущаясь проявлять этакое бесстыжее любопытство. – Муж объелся груш.

– Машка… пошла бы ты погуляла, пока мы беседовать станем. Ольга, вам нет нужды меня бояться…

А она и не боится. Она любуется. Красив. Нет, Оленьке случалось видеть людей красивых, но чтобы вот так… как греческая статуя… черты лица правильные, и само это лицо одухотворенное, преисполненное некой скрытой внутренней силы. Волосы светлые, глаза синие.

– Ну-ну, – Машка поднялась, к преогромному облегчению Оленьки, которая совершенно не желала делить нового знакомого с кем бы то ни было.

И вот этот красавец – Надькин муж?

От обиды, от несправедливости – а разве справедливо, чтобы Надька все самое лучшее получала? – у Оленьки горло перехватило.

– Мне жаль, что знакомство наше состоялось только сейчас, – сказал Петюня, разглядывая сестру супружницы.

Хорошенькая. Просто прелесть до чего хорошенькая. Личико круглое, кожа фарфоровая, губки бантиком, бровки домиком, щечки румяные. Не девка – куколка. И как куколка вырядилась, бантики, кружавчики…

– И мне… жаль, – говорила она тонким голосочком, от которого у Петюни зубы сводило. Вот не любил он этаких сюсюкающих барышень, которые до седых волос притворялись девочками.

А они его – так, напротив, обожали, и Оленька – не исключение. Ишь, уставилась, смотрит, будто бы он, Петюня, не человек, а, скажем, пирожное с кремом… так бы и сожрала его.

Надо было с нею знакомиться. С нею верней бы получилось, уж она-то на той квартирке и недели не прожила бы, нет в ней Надькиного тупого упрямства. Зато влюбить в себя было бы просто. Поторопился… но ничего, в конце концов, и эту влюбленность себе на руку использовать можно.

– Но я понимаю, почему Надежда не желала нашей встречи. Она говорила, что ее сестра красива, но я не знал, насколько красива…

Оленька вспыхнула. И согласилась: Надька всегда понимала, кто из них двоих более интересен. А потому ревновала. Уж не из ревности ли она, из боязни, что Оленька уведет супруга, до сих пор прячется?