Золотые миры

Такой скучающей и молчаливой
Ведёт её судьба.
Она — мучительно самолюбива
И жалобно-слаба.

Проходят дни туманной вереницей

И плачет в них тоска.
По вечерам, над белою страницей
Дрожит её рука.

В её глазах — бессмысленно и скучно,

Душа её — мертва,
И потому так однозвучны
Её слова.

С гримасою развенчанной царицы

Беспомощно живёт
А что порой в душе её творится —
Никто не разберёт.

Глядит на всё с неискренним презреньем,

С беспомощной душой.
Вот почему с таким ожесточеньем
Смеётся над собой.

Пусть говорит, что ей во всём удача,

Что в жизни нет «нельзя»,
Ведь часто по утрам красны от плача
Бесслёзные глаза.

Ведь жизнь одна. Ведь юность хочет дани,

И некуда идти.
И даже нет лукавых: оправданий
Бесцельного пути.

21/ VIII, 1924

«Немного сентиментализма…»

Немного сентиментализма,
Сарказма и штрихов карандаша —
И вот та призма,
В которой преломляется душа.

Когда же мир одеть тревогой,

То он создаст мечту.
Ещё немного —
И жизнь совсем сорвётся в пустоту.

23/ VIII, 1924

«Да, я лгала, как лгут все женщины…»

Да, я лгала, как лгут все женщины.
Был день мой жалок и суров.
Мне радость пышная обещана
Ненастьем зимних вечеров.

Я надевала платье синее,

Слагала однозвучный стих,
Я на столе чертила линии,
Тоску изображая в них.

А сердце билось зло и бешено,

Ненастный дождь стучал в окно,
И я лгала, как лжёт лишь женщина,
Когда ей больно и темно.

28/ VIII, 1924

«Как я устала ждать украдкой…»

Как я устала ждать украдкой
И говорить себе: молчи…
Я там, на теннисной площадке
Бросала белые мячи.

Но надоело хохотать,

Бессмысленные слушать речи…
Я смутно знала, что опять
Настанет тихий, тёмный вечер.

Когда туман вставал с долин

В лукаво-грустный час заката
И красил воздух розоватый
Дуплистые стволы маслин, —

Я шла испытанной тропой,

Упрямо сдерживая слёзы,
Туда, где шелестят листвой
Колючие кусты мимозы.

И я узнала, что вдали

Вставал тяжёлый, тёмный вечер,
Зажгли огонь, — и все ушли,
И смолкли шорохи и речи.

Пустая темнота страшна,

Так странно-тихо за стеною…
Я молча села у окна,
Уж опьянённая тоскою.

О, эта страшная тоска!

О, эти медленные миги!
Лежала сильная рука
На переплёте скучной книги.

Слегка кружилась голова,

Скользнула книга на колени,
И пронеслись в воображенье
Тоской звучащие слова…

И задыхаясь, не дыша,

Я поняла, что всё отрава,
Что стала нищенкой лукавой
Когда-то сильная душа.

29/ VIII, 1924

«Тоска по уюту, по дому…»