Золотые миры

Мне в тридцать пятом номере «Звена»,
Вчера полученного нами,
В глаза страница бросилась одна
С моими робкими стихами.

Я в первый раз прочла свои слова

И ощутила горькую утрату:
Зачем, зачем другим я отдала,
Что мне одной лишь было надо?

6. Х. 1923.Сфаят

В середине мая 1925 г. мы покинули Африканские берега. Это были дни, с одной стороны, полные надежды на будущее, особенно, у молодых, с другой стороны, окрашенные тихой грустью. Как-никак, годы, проведенные нами около Бизерты, в истории нашего беженства были, может быть, самыми спокойными и беззаботными. Там мы действительно отдохнули физически, в материальном отношении, особенно, в последние годы, было совсем не плохо, и, так сказать, успели прийти в себя и осмотреться после всего пережитого на родине. Ирина, верная своей склонности поэта-летописца, очень трогательно выразила свои чувства в своей «Балладе о ликвидации», из которой привожу два последних стихотворения.

V

Все в прошлом. Веселые шумы,
На стеклах — сплетенье лучей.
Тревожные, тихие думы
Холодных дождливых ночей.

Тоски моей, душной и томной,

Мне, кажется, сделалось жаль,
Обиды, казалось, огромной,
Огромной, как синяя даль.

Так было. И сердце дрожало,

И взгляд был тревожен и строг,
И в сердце возникло не мало
Больших, ненаписанных строк…

Мне жалко вас: книги на полке,

Катушки вдоль белой стены,
И куклы бумажные с елки,
И страшные, нервные сны…

Вот пачка бумаги, тетрадок,

Я все отнесу и сожгу.
Мой мир был здесь жалок и гадок,
Он — новый — на том берегу.

Большой, равнодушный, угрюмый,

Без слез и без ярких лучей,
Без вас, мои грустные думы,
Под шум однозвучных дождей.

VI

За морем — новая тревога,
Большой, тревожный и новый мир…
Совсем заглохшею дорогой
Мы поднимались в Джебель-Кебир.

Места знакомые, родные,

И каждый камень в белой пыли,
Быть может, ближе, чем Россия,
Родней и ближе родной земли.

Пустые стены и казематы,

Мертво и пусто, тихо, темно…
Здесь помещался класс когда-то…
Здесь танцевали… не так давно…

В конце глухого коридора,

Где в церкви лился дрожащий свет, —
В душе сплеталось столько споров,
Так много мыслей… Теперь их нет…

Молчат арабы часовые,

По коридорам тюремный мрак…
И воскрешают дни былые
Здесь каждый камень и каждый шаг.

И там, за входом — яркость моря,

Куда-то тянет морская даль…
Здесь было счастье и много горя,
И много мыслей, которых жаль.

11. V. 1925. Сфаят

ПАРИЖ

Мы приехали из Бизерты в Париж в мае 1925 г. Начался большой, сложный и роковой этап в нашей жизни. Может быть, только моя жена боялась Парижа, предвидя все затруднения в поисках заработка и проч., тогда как в Африке мы были сыты, и о завтрашнем дне можно было не заботиться. Я, лично, не боялся Парижа, — я знал, что там получу журнальную работу, встречу хороших знакомых, необходимую поддержку, буду иметь возможность заниматься наукой и т. д. Словом, мое настроение было радостное. Предварительная разведка в Париже хотя и не дала конкретных деталей, но, во всяком случае, питала большие надежды.