Золотые миры

Появляются подобные настроения и после замужества, когда она пытается отнестись к себе критически. Так, в марте 1928 г. она записывает: «В сущности, я могла бы сегодня назвать себя счастливой. Но вот обнаружилось, что мои «неизносимые» подошвы износились, и опять во всей остроте встал вопрос о безвыходности. И еще — Институт. Об этом лучше не думать. А так — все хорошо. Погода хорошая, солнце светит, не очень холодно, все постирано и поштопано, в комнате относительная чистота, даже и чувствую себя относительно сносно. Чего же еще?

И жизнь до ужаса простая —
Не выбита из колеи…

Не назовешь ее ошибкой —
Все знает место, срок и цель…

Да, действительно, жизнь как-то выровнялась и потекла «тоненькой ниточкой». И может быть, стала в десять раз нужнее и полезнее…»

Я не могу без мучительного волнения приводить эти жалобные строки. Бедная моя Ирина! Как мало надо было ей, чтобы почувствовать себя счастливой!

Она готова винить себя во многом. «А Юрия я скоро сделаю совсем несчастным. Я требую от него какого-то постоянного внимания, утешения, разрешения моих тяжелых и путаных настроений. Я недовольна, когда он читает книгу, занимается, когда пишет, и отталкиваю его, когда он ласков и нежен: «…Напрасная нежность, такая смешная…»

Это-то и плохо, что такая наивная, детская нежность становится смешной… Что же это такое? Господи, помоги и укрепи!»

А болезнь шла своим чередом, осложняя мелкие неудачи и разрушая тело, которое, сопротивляясь ей по инерции, уже не находило силы для борьбы и жизни. В стихах Ирины все чаще и чаще начали встречаться жалобы на непреодолимую усталость. Безнадежным отчаянием звучит ее страшное стихотворение:

Ты пойми, что я устала,
Я совсем больна.
Зданья старого квартала
Скрыла тишина.

Ни вопросов, ни исканий, —

Только б отдохнуть.
Не стереть мне эти грани,
Не перешагнуть.

Сколько раз от близкой цели

Кто-то уводил.
Ты пойми, что в этом теле
Не осталось сил;

Что по пропастям бездонным

Жизнь меня вела;
Что из пальцев с легким звоном
Падает игла.

И боюсь я ночи темной,

Снов и пустоты.
Но не надо ничего мне,
Да пойми же ты!

Заметен туманом разум,

И стучит в мозгу
Жалкая, смешная фраза:
«Больше не могу!»

6. XI.1928

МАТЕРИНСТВО

«Пока не грянула гроза… А гроза эта грянула», — так начинает Ирина свою запись в дневнике 6 сент. 1928 г. У нее проявились признаки беременности. С этого момента у диабетичек начинаются страшные дни. Дело в том, что при этой болезни беременность противопоказуется. Как правило, диабетичкам не полагается родить: роды для них являются смертельной опасностью — в огромном большинстве они кончаются заражением крови. Можно себе представить сознание Ирины, когда она почувствовала, что стала на этот путь. Поехали с мужем в госпиталь, посоветовалась с Марсель, симпатичной инфермьеркой, которая ее несколько успокоила, что-де, мол, в самом начале аборт еще не так опасен и проч. Началось хождение по докторам, и здесь обнаружилась вся серьезность положения. Во Франции аборты вообще запрещены, тем более почти невозможно найти врача, согласившегося бы сделать аборт диабетичке. Назывались, правда, врачи-шарлатаны и требовались большие деньги. С чувством большой благодарности нужно вспомнить русскую женщину — врача Л.А.Каминскую, которая все время поддерживала Ирину своим участием и добрыми советами. После беготни по докторам и бесконечных консультаций Ирине пришлось-таки открыться Ляббе, своему профессору, под наблюдением которого она лечилась в госпитале Питье. Ляббе, к большому счастью всех нас, отнесся к этому обстоятельству серьезно, спокойно и без всякой паники. Он, прежде всего, заявил, что на аборт он решится только в крайнем случае и только на седьмом месяце беременности, а до того примет все меры, чтобы роды прошли благополучно, и что он надеется, что ребенок будет здоров и т. д. Моя жена сама отправилась к Ляббе, который подтвердил, что самая пустая операция при диабете является опасной. Он признался, что беременность будет тяжелой и что Ирине придется на какое-то время лечь в госпиталь, но он подбодрил, что вовсе не обязательно, чтобы ребенок был также диабетиком. «Я сильно ошарашена и озадачена, — записывает Ирина, — надо переделывать, переламывать, как-то по-новому устраивать жизнь».

Начиналась новая глава ее жизни. Как и сказал профессор, — беременность Ирины протекала очень тяжело, анализы были очень плохие и все время увеличивались дозы инсулина; она страшно уставала, нервничала и подчас впадала в отчаяние.