Золотые миры

13–14/ XII, 1923

«Пришла расстроенная. Молча…»

Пришла расстроенная. Молча
Пальто суконное сняла.
Дышал туман холодной ночи
За жуткой чернотой стекла.

И на кровать упав в бессилье,

Я поняла, что счастья нет.
Все щели на стене сквозили
И пропускали тусклый свет.

Сжимались судорожно пальцы,

К подушке прикасался лоб.
А дождь не уставал стучаться
В моё туманное стекло.

Коса распущена небрежно

И перевязана рука…
Я поняла, что безутешна,
Что не нужна моя тоска.

Когда души коснутся звоны

И жадный взгляд скользнёт опять,
Я поняла, что глаз зелёных
Уже не нужно поднимать.

Не нужно слов, не нужно грубой

Игры с проверенным концом,
Когда до боли сжаты губы,
Гримасой скорчено лицо.

23/ XII, 1923

«Дёргают порывы ветра ставни…»

Дёргают порывы ветра ставни.
За стеной туманом дышит ночь.
В темноте блуждают мысли давние,
Бьётся сердце глуше и короче.

Для чего грустить о невозможном,

Для чего так больно упрекать?
Ведь давно в тумане сердце брошено
И сгорело в огненном закате.

23/ XII, 1923

«Где-то снилась радость, где-то веселье…»

Где-то снилась радость, где-то веселье,
Только здесь мертво и темно.
Западные ветры жалобно свистели
И задували в моё окно.

Было тоскливо, мертво и скучно,

Сердце сжалось глухой тоской.
Гаснущие шаги бились однозвучно
И отцветали там, далеко.

Там, за стеною холод тумана,

Темень и дождь, не видно ни зги.
Около окошка тихо и обманно
Жуткой тоской звучали шаги.

25/ XII, 1923

«За стеной говорили долго…»

За стеной говорили долго
И слова их скользили в ночь.
Я старалась себя превозмочь,
И в руках дрожала иголка.

Опьянял керосиновый чад

И дразнили чужие речи…
И, губами беззвучно крича,
Я неловко сжимала плечи.

Чуть склонённая над столом,

Оглушённая их словами,
Я до боли сжимала лоб
Забинтованными руками.

Уронила на пол платок,

Уколола иголкой руку.
И хотелось мне, чтоб никто
Не узнал безмолвную муку.

И хотелось кричать без конца,

Заглушая чужие речи,
Чтобы понял туманный вечер
Неподвижность злого лица.

И ждала я светлого чуда,

Чтобы мёртвой душе помочь.
За стеной звенела посуда
И слова ускользали в ночь.

23/ XII, 1923

«Чад керосиновый…»

Чад керосиновый…
Низенький потолок…
Руки бессильные…
Вязаный, серый платок…

Стена закоптелая…

За одеялом окно.
Мысли несмелые
О том, что прошло давно.

Светлые волосы…

Бледность усталых лиц.
Шёпот тихого голоса.
Холод пустых страниц.

Тень прихотливая

Лежит на большом столе…
Мысли такие лживые
Тают во мгле.

26/ XII, 1923

Эгоизм («Я люблю сама себя…»)