Золотые Небеса. Полёт Одной Птицы

Мы таких ещё не видели. Серые, большие. А крылья то какие, рук моих не хватит, вместе складывай — больше!

Коговиц замолк и обвёл собравшихся мрачным взглядом. Седой Лис молча сидел в своём углу, устремив взгляд в огонь. Лютам, с белыми волосами, напряжённо долбил столешницу ножом. Акнер, тот, что с талисманом, улыбался. А глаза сделались холодными, хмельную пелену как ветром унесло. Добролицый пил, грыз окорок, закусывая его зелёным луком. Ел, ел, а на Седого Лиса то и дело посматривал. Последний охотник, тонкий и точно высушенный, с большими глазами молча пил, с виду не интересуясь общим разговором, так захватившим заправских трактирщиков.

— Куда то летели? — нарушил затянувшуюся тишину трактирщик. И все тут же с одобрением закивали.

— Да, куда?

— Что за птицы?

— А перья, перья на хвосте красные, мож то огневики?

Вопросы посыпались один за другим, смешиваясь в общем беспокойном шуме. Муть готова была перерасти в разрозненные обсуждения, да так и закончится общей пьянкой и выговорами от жён, если бы не вмешался белоголовый, до того молчавший по большей части охотник:

— А летели они с востока на запад. — Сказал он как бы невзначай, так и не оторвавшись от своей кружки, в которой кроме нескольких капель на дне уже ничего и не было.

И тишина.

— Нехорошо, — одно единственное замечание и вымученный смешок.

— И перьев красных не было. Серые все. Высоко летели, а ясно — серее не бывает.

— Морские чтоль? — не выдержал кто-то.

— Угу, — Акнер отодвинул кружку и уставился на сидящего перед ним мужика, словно вызывая того на поединок.

— Ну дела.

Мэроу не видел, но готов был поспорить: сказавший это почесал затылок. Никто и не думал смотреть на стоящего в угле юнца, жадно ловившего каждое слово и на другого, так же неподвижно слушающего в стороне. На напряжённые лица и сверкающие в полумраке глаза.

— Клюка так и не вернулась…

Один лишь Седой Лис утешающее кивнул товарищу, всё потонуло в нескончаемом потоке общих восклицаний. Все делились впечатлениями. Птиц обсуждали покуда ещё сидели в трактире охотники. Когда же те ушли, разговор тут же перешёл в русло совсем иное. Вспомнилось и что кому починить нужно у кузнеца, и какие дела в соседних деревнях, и почему сын Большого Прова, Анкий, ни с того, ни с сего пустился в чужие земли — судьбы чтоль искать?

— Языками мелют не хуже баб, — проходящая мимо Алма улыбнулась Ланту. А в маленьком окошке плыла бледная луна. Утихала, убаюкивалась деревня — вот уже и время спать пришло. Не было нынче заезжих. Последний, большой и грузный мужчина отдал хозяину медный грош, задумчиво почесал шею и заковылял к выходу.

Спал в углу у бочек, свернувшийся калачиком хозяйский сын. Грязный, с дырявыми короткими штанишками. Спал и посапывал, в такт потрескивающему очагу.

Хотелось устроиться тут же: лечь у огня и закрыть глаза, подложить руку под голову и погрузиться в затягивающую усталость. И не важно, что ничего почти и не ели сегодня, что лицо такое чёрное, что и себя не узнаешь. И пахнет от одежды непонятно чем, а завтра будет то же самое… Только спать.

Рука сама потянулась к глазам. Мэроу поплёлся к выходу, а там и до амбара недалеко.

— Мы сегодня не обедали, — голос Ланта вырвал его из мутного водоворота расплывающихся образов.

— А? — только и выдавил он из себя, тем не менее, остановился во все глаза, смотря вперёд. Точно и не понимая, чего от него хотят.

— Мы только завтракали, — пояснил Лант, не сходя с места, повышая голос.

Из кухни показалась голова Алмы.

— Ты что, есть хочешь? — тихо спросил Мэроу, с трудом держащий глаза открытыми.

— Не хочу, — так же тихо ответил друг, ничего не добавляя к сказанному.

Алма враз побагровела, то ли лицо её изменилось, то ли скривившиеся губы умудрились так его преобразить — но всё в её облике, что казалось уже знакомо, вдруг стало резким и странным.

— О чём это мы? — изменившимся голос проговорила Алма и тут же скрестила руки на большой груди.

— Нас обещали кормить, — чуть ли не равнодушно ответил Лант.

Алма хмыкнула.

— Так вас и кормили. Ишь какие прожорливые… может вам, князья, барашка зажарить, дичь нафаршировать, аль чего изволите поизысканнее…

— Просто поесть будет достаточно, — Лант говорил спокойно и так уверенно, что и без того красное лицо хозяйки сделалось совсем тёмным.

— Нет, ну вы посмотрите. Мы их приютили, на ночлег пустили, одели, накормили. Кто бы вас ещё к себе то пустил, приблудышей? Пришли грязные, еле ноги волочили. Не знамо откудава. Деревня у них сгорела! А то знаем мы таких! На руки, на руки то своим гляньте, из деревни они. А ручки беленькие, пальчики в жизни землю-то не копали, дрова не кололи. Что, не видно, да?! Знамо дело, из деревни. Сопельки нам утрите, пожалейте сироток. А сами, небось, чего учудили, сами дом чей и сожгли, скотину мож замучили, али деву чью попортили!..

В углу сонно завозился хозяйский сын. Приподнялся с деревянного, нагретого очагом пола, потёр глаза и отлёжанное ухо, посмотрел на мать и снова умостился на руку.

Алма чуть притихла, медленно поправила волосы, которые тут же вновь разметались во все стороны.