Золотые нити

Людмилочка подкрашивала губы у зеркала, поймав себя на мысли, что не делала подобного целую вечность, когда зазвонил телефон.

– Доброе утро. Я вас жду у третьего подъезда, как договаривались. – Голос Влада чуть дрогнул, или это телефонная связь, – неважно. Острое волнение, давно или никогда прежде не испытанное, толкнуло сердце снизу вверх, так что она не сразу смогла ответить.

Не обращая внимания на ворчанье Костика, вынужденного собирать детей, которые хныкали и скандалили, она достала новые туфли, которые год не вынимались из коробки, надела, схватила маленькую сумочку, которую ей подарили сотрудники, и о которой она с сожалением думала, что ей-то уж такая пикантная вещь точно не пригодится, – и выпорхнула из квартиры.

Сердце радостно забилось при виде машины, бордово сияющей среди сиреневых и шиповниковых кустов. Влад нагнулся, открыл правую дверцу, и она, исподволь оглянувшись, – не видят ли вездесущие бабули, – села и перевела дух. Костик из окна выглядывать не будет – ему сейчас не до этого, а выйдет он, судя по возне и крикам в прихожей, еще не скоро. Все же пикантность ситуации, непривычной для нее, – прямо скажем, она себе даже и не воображала ничего подобного, – возбуждала и волновала.

Руки дрожат, – отметила она про себя, спрятала их под сумочку, и выразила свое нетерпеливое желание поскорее скрыться со двора.

– Поехали.

Она не замечала Тину на заднем сиденье, как не замечала, пожалуй, ничего, кроме себя, Влада, и своего сбившегося дыхания. Сердце ее трепыхалось, как испуганная птичка.

– Как ты спала? Во сне что-нибудь видела?

Людмилочка подскочила от вопроса подруги, как ужаленная.

– Боже, как ты меня напугала! Предупреждать надо.

– Вы только посмотрите на нее, – возмутилась Тина, – сама в упор не видит лучшую подругу, да еще и недовольна. Вот что значит поездка на автомобиле к месту работы. Сколько мы с тобой не ездили с таким комфортом?

– Да никогда не ездили. Вечно давка, не в метро, так в троллейбусе. А хорошо как! – Людмилочка вертела головой по сторонам, как школьница на экскурсии. – Из окна хорошего автомобиля Москва совсем другая. Бытие определяет сознание, – в этом классики марксизма были правы.

Влад засмеялся.

– Не хотите закурить, девочки? Для полноты картины разгульной жизни новых русских?

– Ой, что вы!

Девушки отказались, хотя на самом деле им хотелось и курить, и вести себя безрассудно, бесшабашно и неприлично. Им было очень хорошо и весело.

– Эй, ямщик, гони-ка к «Яру»! – продекламировала сквозь смех, Тина.

– Будет вам и «Яр», будет и получше, только прикажите. Кавалеры приглашают дам!

Так, дурачась и болтая, они ехали по запруженным транспортом улицам, останавливались на красный свет, пережидали пробки и еле успели вовремя. Влад с трудом нашел место для парковки, галантно помог девушкам выбраться из машины, и все трое направились к массивным дверям библиотеки. При этом девушки беззаботно болтали, а молодой человек, пару раз незаметно оглянувшись, отметил, что вроде бы все в порядке… Но что-то его насторожило. Что-то в окружении таило угрозу – он это чувствовал, и это ему не понравилось.

В зале он расположился так же, как вчера, и занялся «Дворянским гнездом». Он смотрел на страницу и не видел букв и строчек; все время сверлила неясная мысль, которую он не мог определить, но которая неотвязно вертелась в сознании, как надоедливая муха. Что-то сегодня было не так как вчера, и Влад не мог унять беспокойство, сам себе удивляясь.

Внешне все выглядело безмятежно: посетители, в основном пенсионеры, выбирали литературу, кто-то читал, некоторые писали. Людей в зале было немного; гулкие шаги, шелест страниц, негромкое покашливание и тихий разговор у стола девушек, – вот и все звуки.

И все же он был готов поклясться, что слышит то ли неуловимое жужжанье, то ли очень тихий свист, то ли какую-то вибрацию, – невозможно понять, что, – но что-то определенно присутствовало. Скорее даже не звуки – так бывает, наверное, перед землетрясением, – неясное беспокойство, исподволь нарастающая угроза, еле уловимый запах опасности…

Влад по долгу прежней службы нередко бывал в горной местности, и помнил, как начинают вдруг странно вести себя животные, птицы, сам воздух становится иным. Сейчас он чувствовал себя примерно так же, как кот Пряник, живший у них в палатке и неимоверно растолстевший от жизни на солдатских харчах. Однажды утром кот начал вдруг ни с того ни с сего крутиться, мяукать, залезать в укромные углы, тут же вылезать, метаться, садиться, ложиться, чесаться… творить нечто неописуемое.

Бывалые люди тогда срочно предприняли все необходимое, и начавшиеся подземные толчки никому не причинили вреда. Все благополучно переждали в относительно безопасном месте, и даже снаряжение не пострадало. Пряник стал всеобщим любимцем и своего рода талисманом подразделения, неизменно получал лакомые кусочки, и был передан из рук в руки прибывшим на смену ребятам, будучи в ширину больше, чем в длину.