Золотые ворота. Черное солнце

Иван шагнул, как было велено, к столу и очутился перед самой лампой. Однако успел заметить в углу за сейфом высокого гестаповца с круглой, как арбуз, головой. Лица его разглядеть не смог: затененное, оно казалось невыразительным пятном. «Нарочно спрятался. Видно, рассчитывает на психологический эффект».

Скрип хромовых сапог — и круглоголовый эсэсовец с расстегнутым на груди кителем опустился в кресло. Пошевелил бумаги, хлебнул прямо из графина несколько глотков и начал допрос:

— Фамилия?

— Шерстюк.

— Настоящая!

— У меня она единственная.

— Лжешь!

— Посмотрите в паспорте. Он должен быть у вас.

— Паспорт фальшивый! Где ты его взял?

— Там, где все берут. В управе.

— Не крути! Нам известно, что ты за птица!

«Так зачем же спрашиваешь? — Несмотря на суровость гестаповца, Иван чувствовал свое превосходство, хотя и не мог сорвать с затылка ледяную шапку. И чтобы как-то подавить в себе страх, начал мысленно поносить гестаповца: — Подонок! Кричи, хоть тресни, а я ничего не скажу. Я презираю тебя, как шелудивого пса…»

— Кто твои сообщники?

— Нет у меня сообщников.

— С кем ты был у вокзала?

— Я там не был. Меня схватили на бульваре Шевченко.

«Вон вы чего добиваетесь! Неужели они раскрыли наш замысел? А что с Платоном? Удалось ли ему?…»

— Чего ты там слонялся?

— Просто так.

— Врешь! По воскресеньям вас веревкой на улицу не вытянешь.

— Газету хотел купить. «Новое украинское слово»…

— Газету? А где живешь?

— В паспорте ведь сказано.

— Значит, на Куреневке?.. И это ты оттуда топал за газетой? На Куреневке свой киоск есть!

«Да, тут он перехитрил меня, — отметил Иван. — Но это пока не беда. Только бы не схватили Платона…»

— На Куреневке к тому времени уже раскупили газеты. Вот я и пошел в город…

— Кто был с тобой?

«Какой осел! На такой дешевке даже пацанов не купишь. Так я тебе скажу, кто со мною был…»

— Я шел один.

— А кто может это подтвердить?

— О свидетелях я не позаботился. Но в следующий раз непременно…

— Если сейчас же не сознаешься во всем, они больше тебе не понадобятся.

— А в чем я должен сознаваться?

— Кто закладывал взрывчатку на перекрестке? Как его фамилия?

Этот вопрос показал, что фашисты схватили Платона и что он ничего им не рассказал. Поэтому они и стараются сейчас вылепить его фамилию. Значит, о плане операции они не имеют ни малейшего представления. Только бы Платон молчал!

— Какая взрывчатка? О каком перекрестке идет речь?.. — Иван спросил с таким неподдельным удивлением, что и сам поверил в свою искренность.

Но гестаповец не поверил:

— Не строй дурачка! Лучше все выкладывай начистоту, не то…

— Но я не имею никакого представления ни о какой взрывчатке.

— Врешь! Ты все знаешь! Все вы тут знаете про большевистские штучки, только молчите, прикидываетесь смиренными агнцами. Но в моих руках далее камень начинает говорить. Я заставлю тебя сказать правду. Кто твои сообщники? — закричал он во все горло и так замолотил кулаком по столу, что даже лампа задрожала под потолком.

— Я уже сказал: у меня никаких сообщников нет.

— Чем занимался при большевиках? Где семья? Место работы? С кем поддерживаешь связи?..

В ответ — молчание.

— Ага — так? — выскочил из-за стола и трах Ивана по лицу.

Иван отшатнулся. И не столько от удара, хотя рука следователя была довольно тяжелой, сколько от сильного водочного перегара.

— Будешь отвечать? Говори!

Тишина.

Какой-то миг гестаповец ощупывал пьяным взглядом Ивана, потом подал знак конвоиру, торчавшему у двери. Тот щелкнул каблуками и бросился к боковой двери, обитой войлоком. Иван услышал из соседнего каземата приглушенные голоса, непонятный скрип и отрывистые, тяжелые шаги хромающего человека. И сразу же догадался, чьи это шаги. Но и бровью не повел.

— Что, не ждал этой встречи? — с злорадной ухмылкой гестаповец обратился к Платону. — Это он, — и ткнул пальцем в Ивана, — попросил устроить такое свидание. Как видишь, он сговорчивее.

Ивану словно раскаленных угольев в глаза насыпали. «Провоцирует, гад! Кулаки не помогли, так теперь провоцирует…» Повернул голову, чтобы хоть взглядом предупредить Платона: не верь фашисту, и чуть не вскрикнул. Перед ним едва держался на ногах призрак, мало чем похожий на Платона. Растерзанная одежда, распухшее, все в ссадинах лицо, искусанные до крови губы. А руки, что это были за руки! «Его только что пытали… Ногти вырваны…»

— Нам теперь известно, что ты собирался учинить на перекрестке. Так что можешь молчать. Сколько угодно!

«Неужели Платон поверит? Как его предупредить? Почему он не хочет даже взглянуть на меня?..» — разрывается в немом отчаянии сердце у Ивана.

— Ложь все это! — наконец крикнул Иван. — Я его впервые вижу!

— Молчать! — И в этот миг почувствовал страшной силы удар между глаз.

Закружилась перед Иваном камера, заморгали яркие каганцы, но на душе стало легче: «Теперь Платон будет знать, что я ничего не сказал…»

— Ты его знаешь? — спросил гестаповец Платона.

— Впервые вижу.

«Значит, поверил! Молодец, Платончик, держись!..»

— Впервые видишь? — ревел гестаповец. — А почему же ваши фальшивые паспорта подделаны одной рукой?

Вопрос, вопрос. Но хлопцы молчат.