Золотые врата. Трилогия (СИ)

–  …якобинская зараза. Я понимаю – мальчишки, – Бенкендорф заложил руки за спину и прошелся по камере, – революций захотелось, скучно жить стало, но вы, Алексей Васильевич? Боевой офицер! Я помню вас в деле при Кульме. Если не ошибаюсь, государь вам золотое оружие пожаловал?

–  Не ошибаетесь, Александр Христофорович, – подтвердил Корсаков, – но это – дела давно минувших дней. Я даже и сам не знаю, с чего я ввязался в этот нелепый бунт. Наверное, тоже от скуки. Мне бы в действующую армию…

–  На вашу беду военных действий не ведется, – сухо заметил Бенкендорф, – а на Кавказе с горцами воевать – не велика честь.

–  Да уж, от этого вы меня увольте, покорнейше прошу.

–  Вам нынче о жизни думать надобно, господин полковник, вы это понимаете? Военным судом при Главной квартире Второй армии вы приговорены к смертной казни отсечением головы и надежда только на милость государя. Мой вам совет, голубчик, пишите прошение о помиловании и не мешкайте, бога ради.

–  Ну что ж, – Корсаков невесело усмехнулся, – у врага пощады не просил, но у своего государя, полагаю, не зазорно. Как вы полагаете, ваше превосходительство?

–  Тем более, что все заговорщики уже раскаялись и соответствующие показания дали, – подхватил Бенкендорф. – Изволите бумагу и перо?

–  Прикажите, Александр Христофорович, если вас не затруднит.

Солнце заглядывает в камеру всего на час, сквозь решетку видно небо, облака. Во дворе крепости суета, крики команд, барабанная дробь.

Шаги конвоя в коридоре кажутся грохотом, вот они замерли возле дверей его камеры… Корсаков оглянулся. Загремели засовы, вошли дежурный офицер в парадном мундире в сопровождении трех солдат. В руках у них ружья с примкнутыми штыками. Корсаков застегнул мундир и, не глядя на солдат, вышел в коридор.

Полгода ожидания, неизвестности. Он устал ждать, пусть хоть что‑то будет определено: смерть, так смерть, жизнь – так жизнь. У выхода из каземата его остановили, продели эполеты в галунные петли. Корсаков горько улыбнулся – в лучшем случае эполеты сорвут несколькими минутами позже, в худшем – снимут, вместе с головой.

На кронверке его уже поджидал строй солдат. Щурясь от июльского солнца, он огляделся. Чуть в стороне стояла группа офицеров в парадных мундирах. Показалась или нет: в небольшой толпе гражданских мелькнуло милое полузабытое лицо, светлые локоны вьются из‑под шляпки.

–  …по заключению Аудитариатского департамента, высочайше конфирмованному двенадцатого июля сего года, приговаривается…