– Архипротивные создания, – совсем расстроился Ильич. – Феликс Эдмундович, это – безусловное сопротивление и смута. Расстрелять их всех!
– Да, Володенька, – сказала Крупская, – чудесный праздник. Ты всегда мечтал о счастье для других. Ты самый человечный человек.
– Нет, Дед Мороз! – сердито отозвался Ленин. – Сколько повторять?!
Ленин мечтал о будущем. Ради него готов был всех убить.
Ленин собрался со всей семьей переезжать из Питера в Москву.
– Но, Владимир Ильич, – удивился Свердлов, – чем вам в Питере-то плохо?
– Ах, батенька, вы, видимо, не знаете простой народной мудрости: «Где нагадил – там не живи»!
Ленин любил брата Сашу. «Висит, не мешает…» – говаривал не раз.
– Владимир Ильич, – сказал Свердлов, – тут революционные матросы пришли и очень интересуются, как вы в гимназии учились.
– Архипаршиво, – отмахнулся Ленин.
– Вот пристали! – не на шутку рассердился Ленин. – Всё им расскажи!.. Ну, ладно, строго между нами… Как только к лету за неуспеваемость по всем предметам мне поставят «неуды» – я сразу же к директору: «Братишку Сашу знаете?» «Конечно, помню», – отвечает. «Ну вот, он с вами побеседовать хотел». «Но он, простите… на том свете!» «Вот к себе и приглашает, – говорю. – Для дружеской беседы». И мгновенно – во всех ведомостях – сплошь отличные отметки. Любо-дорого смотреть. Вот так в итоге и медальку получил… А матросам революционным передайте: учиться, учиться и еще раз учиться. Тогда не будут глупые вопросы задавать.
Когда Ленин прибыл на Финляндский вокзал и вышел из вагона, оказалось, что весь багаж у него украли. А ведь там был обратный билет…
Перед Октябрем Ленин крепко запил. Трезвый никогда бы в Смольный не пошел. А так, невзирая на запрет товарищей по партии, сбежал с квартиры Фотиевой и огородами – прямехонько на съезд.
Вооруженные рабочие, которые явились на секретную квартиру арестовывать вождя, чуть задержались в подворотне, чтоб посикать, – и судьба страны была предрешена: Ильич сбежал за две минуты до их появления. А на съезде в Смольном он – как был: побритый, в парике, расхристанный – такое спьяну намолол, что все буквально одурели. «Кто же это был?» – спрашивали друг у друга ошарашенные делегаты. А Ильич затаился во дворце и никуда уже не выходил.
Никем не узнанный, пил беспробудно с верными соратниками да налево и направо рассылал различные декреты. Когда же его спрашивали, а какое он имеет право, Ленин исключительно конспиративно начинал орать: «Я здесь – уполномоченный от кайзера Вильгельма!»
При слове «кайзер» соратники немедля вскакивали, отдавали честь и стояли часами по стойке смирно.
Ну, тут его уже узнали все, да было поздно: вождь прижился в Смольном намертво.
– Рабочих расстреляли.
– Вот и правильно, – счастливо засмеялся Ленин. – Архиправильно! Им, видишь ли, посикать захотелось, не могли сдержаться!.. Я от страха полные штаны наклал – и то, как был, явился в Смольный. Революция должна быть беспощадна к всевозможным разгильдяям. Лучше меньше – да лучше!
Беспредельного ума был человек.
К Ленину привели патриарха Тихона.
– Ну что, поп – толоконный лоб? – решил блеснуть Ильич своей неимоверной эрудицией, хватая патриарха за бороду. – Будешь служить революции?
– Расстрелять, – распорядился Ленин. – Тоже мне!.. Уж лучше б не служил – да всё отдал бы. Мы ведь не грабители какие. Мы – большевики!
В Горках Ленин выучился играть на мандолине и все дни тренчал «Во саду ли, в огороде…» Это страшно раздражало Крупскую, и она отняла у него инструмент.
– Я тебе еще припомню, – пригрозил ей Ленин. И совсем сошел с ума.
Уж так Надюшенька тогда намаялась!..
Ленин всю жизнь занимался онанизмом.
– Владимир Ильич, ну как так можно? – урезонивали товарищи по партии.
– Совершенно верно: врачи не рекомендуют, – соглашался Ильич. – Но если это претит буржуазной морали – значит, это необходимо.