Золотые времена

Избавившись от шкуры, Миша вновь вернулся к своим непосредственным обязанностям, с той только разницей, что, получив за вредность двести пятьдесят рублей к окладу, прибирал теперь не у льва, а в клетке Иванова.

– Эх, браток, застрял ты капитально, – приговаривал он, выметая остатки обеда. – Тебе, браток, замены нынче не найдешь. Да и потом не сыщут, это факт.

– А черт с ней, с заменой, – равнодушно глядя в зал, ответил Иванов. – Чего еще надо? Пить-есть дают, на работу не бежишь – круглые сутки на вахте… Тихо, тепло… С тобой вот могу поговорить.

– Домой не тянет?

– Нет. Гори всё огнем!.. Я здесь нужней, я чувствую. Людям радость несу!

– А на работе?

Иванов только рукой махнул.

Эта тема ему была вовсе неприятна.

Чтобы отвлечься, он как бы невзначай спросил:

– Чемпионат-то все идет?

– А куда он денется? – пожал плечами Михаил. – Ты, кстати, с директором поговори. Намекни: мол, так и так, уж коли взял – пускай и телевизор ставит. Плазменный, корейский, в полстены. Будем вместе смотреть. И вообще… Пусть мебеля какие-нибудь даст – кушетку, кресло, стол, комод… И ванну с унитазом. Под себя-то – срам… Ведь ты ж не ца-ца дохлая, а из отряда «гомо»! Вон табличка – все читают.

– А и впрямь! – приходя в небывалое волнение от внезапно вспыхнувшего чувства собственной значимости, воскликнул Иванов. – Это идея! Точно, потребую. И заявление – в профком зоопарка. А как одиннадцать-то месяцев пройдут – извольте отпуск. В полном, так сказать, объеме. Чем я не на службе? На меня, поди, тысячи глядят! Десятки тысяч! Я им – как живой телевизор, программа «Время» или «Жди меня»! Верно, Миша?

– И не говори, Федя. То есть ты будешь образец. Как там по-умному-то?.. Эталон для всех! Я сам тебе бумагу принесу. И ручку. Напиши!

В тот же вечер к клетке, наконец, пришли жена и двое ненаглядных чад.

Против ожидания, никто не скандалил, даже, наоборот, все выглядело очень трогательно и сердечно.

– Феденька, вернись! – с места в карьер зарыдала жена. – Не оставляй семью! Что хочешь – всё прощу!

– Папуся! – с ней в унисон заревели детишки.

Редкие посетители с немалым интересом следили за, в общем-то, обыкновенной, но здесь – чудесной сценой.

Присутствие зрителей придало силы Иванову и вернуло ему угасшую было решимость.

– Нет, Марья, – сказал он строго, прикидывая, как смотрится сейчас со стороны. – Ты теперь совсем не Иванова. Это я – Иванов. А ты обратно Питилюшина.

– Да как же так?! Не хочешь с нами жить?

– Нет, Марья, не желаю, решено. Теперь я человек приметный, новую жизнь как бы начал, мне почет и уважение, бесплатный харч. Нет больше сил вязнуть в быту. Это тебе хорошо дома, а мне – так кошмар. Ищи другого мужа.

– А вот соленые огурчики подорожали, – заискивающе глядя снизу вверх, произнесла жена. – И кой-чего совсем в продаже нет. И коммуналка каждый день растет. И водка, говорят…

– А мне плевать. Огурчики, придумала!.. Мне тут по себестоимости всё дают. Вот что потребую – то и дают.

– Ну да! – усомнилась жена. – Что-то не густо у тебя, я смотрю… Зато дома у нас…

– Не всё сразу, – величественно отозвался Иванов. – Пока что смету составляют. Мои запросы дорогие! – Это уж он сказал нарочно громко, чтобы всех потрясти. – Почти на миллион – зелененьких! Запомни, Марья, перед тобою – Фёдор, из отряда «гомо»! Уникум! Образец! Ты на табличке почитай. Меня еще и в депутаты изберут, не сомневайся. ВОН где буду заседать – не шутки! Я тогда всем покажу!

– Да кто же за тебя проголосует?! – усомнилась Марья.

– Я от зоопарка стану депутатом. От павильона диких хищников. А надо – партию организую. Люди в меня верят, мне их чаянья понятны. Население заботой окружим, не пикнут. Так-то вот! А вы, детишки, не ревите! Все в мать… Прощайте.

– Ну, Фёдор, я к тебе завтра на работу пойду! – заголосила вдруг жена. – Ну, я тебе покажу! Профсоюз так дела не оставит! И директор…

– А я взносов не плачу, пора бы знать, – проникновенно сказал Иванов. – Вот разве только здесь, в хорошем месте, надо будет… Времечко покажет. И потом: я в клетке, дорогуша. Новый хищник. Благородный. Поняла? Пойди-ка – тронь!

Когда семья ни с чем в итоге удалилась и восторженные посетители все разошлись, Иванов сел срочно писать заявление – в дирекцию и профком зоопарка.

Он начал: