Золотые времена

Маяковский очень хотел зарифмовать «Войну и мир» Толстого. Даже стишок для пробы написал – «Война и мiр». И тут вдруг нате – увлекся Барковым. Но того нужно прозой перекладывать, а в прозе поэт был не силен. Уж так он горевал, так горевал, что выбил все зубы Осе Брику. Потом, правда, извинился. Отходчивый был.

* * *

Маяковский боялся, что Есенин застрелится, а Есенин боялся, что Маяковский повесится. Не угадали… А ещё говорят: поэты – как пророки!..

* * *

«Вот объясните мне, товарищ Маяковский, – сказал однажды Сталин, – почему так получается: креститель Руси – Владимир, вождь революции – Владимир, великий пролетарский поэт – Владимир, а лучший друг и учитель всего советского народа – Иосиф Виссарионович? Почему?» «Вас тоже когда-нибудь Владимиром назовут», – мрачно пошутил Маяковский. И – пошел стреляться.

Про Горького

Горькому приснилось, что он – буревестник. «Я теперь буревестник! – похвастал он как-то Леониду Андрееву. – Парючерт знает где!» «Так что ж, выходит, остальные все – на дне?» – обиделся Андреев. А Горький-то название возьми да слямзи. Больше хвастаться не приходил. Ужасно гордый становился, как сворует. И – бегом на Капри.

* * *

Горький очень уважал Ленина. Вот раз приходит к нему, а тот давай дразниться: «Пешка, пешка!» «Во-первых, я Горький, – обиделся Горький, – а во-вторых, я все-таки Пéшков!» «Нет, пешка!» «Сам ты лысый черт», – сказал Горький и хлопнул дверью. Потом, уже на Капри, долго мучился: зачем в тот раз к вождю зашел?..

* * *

Горький женщин уважал настолько, что даже жениться на них боялся. Так в любовницах всю жизнь и продержал. Высокой целомудренности человек.

* * *

Раз Горький и Шаляпин взялись играть в прятки. И так ловко спрятались, что никак не могли найти друг друга. Потом только выяснилось, что один – в Америке, а другой – на Капри. Вот какая большая была страна Россия!

* * *

В молодости Горький был влюблен в Крупскую. Но только перед самой своей смертью по секрету сообщил ей об этом. «Ах, – строго воскликнула Крупская, – это ужасно! Больше никому не говорите! Ведь я всегда любила Сталина. А он мне: блядь да блядь…» «Как видно, Ильича хотел порадовать», – зло огрызнулся Горький, умирая. Так потом и повелось: инженер человеческих душ…

* * *

Горького в детстве ужасно пороли. Тогда он удирал из дому прямо без штанов и бежал туда, где свадьба. «Ой, как горько, ой, как горько!» – жаловался он сквозь слезы молодым и показывал им свою поротую задницу. К этому привыкли, и люди издали кричали: «Вон, вон – горький наш идет!» Ну, так и повелось: горький да горький… Даже штаны спускать не приходилось – узнавали в лицо.

* * *

Горький всю жизнь хотел быть глупым, чтоб не очень выделяться. Оттого любил говаривать: «Весь ум мой в рост пошел». На него за глаза пальцем показывали и смеялись: «Чучело, писатель!..» «Нет, пешка, нет, пешка», – возражал им Ленин. Всё на свете понимал.

* * *

Горький написал книгу о Ленине. «Экая пакость, – сказал ему писатель Алексей Толстой, по слухам – русский граф. – Если бы Ленин вдруг прочел… Как хорошо, что он в мавзолее! А то бы в гробу сейчас перевернулся!» «Так ведь – и в мавзолее можно…» – не врубился зачинатель пролетарской прозы, мыслью уносясь на милый сердцу остров Капри…

* * *

Ленин мечтал сманить Горького назад в Россию и сулил ему златые горы. Пролетарский писатель остался неподкупен. Тогда Сталин предложил бесплатную поездку на стройку Беломорканала. Тут уж Горький устоять не смог – немедля прибыл. Обожал глядеть на разных там забитых и несчастных – хлебом не корми. И так ему понравилось, что и на Капри возвращаться передумал. «У этого народа удивительное завтра!» – приговаривал. И плакал, как всегда.

* * *