Золушка для босса

Инстинктивно я прячу лицо на его груди и прижимаюсь крепче. Сердце бешено колотится в предчувствии новых неожиданностей. Кто знает что ещё взбредёт в голову моему нетерпеливому мужу?

Головокружительное безумие продолжается недолго.

Царевичев резко останавливается, чтобы усадить меня на свой рабочий стол. А сам невозмутимо опускается в свое массивное гендиректорское кресло и ставит мои туфли прямо на свои колени. Они могут испачкать его фирменные брюки, но, судя по всему, его это сейчас совершенно не заботит.

Сижу вся раскрасневшаяся, замерев от удивления, и смотрю на него широко раскрытыми глазами.

Для меня дико вдруг оказаться верхом на святая святых — неприкосновенном рабочем столе генерального директора «Дворца», где решались судьбы множества простых официанток таких же, какой была и я до знакомства с боссом.

Именно поэтому ощущения от моего положения странные. Кощунственно- запретные, острые… волнующе-сладкие. Господи, подумать только, я сижу на столе генерального директора! А он сам развалился в своем кресле передо мной и по-хозяйски медленно поглаживает мои щиколотки.

— Как твои ножки? — вдруг спрашивает он хрипловато-бархатным голосом.

— Новые туфли долго носить обычно некомфортно. Не натерла за день?

— Немного… — от волнения перехватывает дыхание, и я судорожно сглатываю, чтобы повторить: — Немного натерла, но там ничего страшного.

— Я посмотрю.

Не спуская с меня глаз, Царевичев стягивает с моих ступней нежно-голубые туфли и ставит их рядом со мной на широкую черную столешницу. Боковым зрением я вижу, как сверкают-переливаются на аккуратно закругленных носочках хрустальные капельки, и кажется, что каждая из них лукаво подмигивает мне.

Чувствую сквозь тоненькие чулки теплое прикосновение сильных ладоней на своих ногах. Они разминают их и поглаживают, надавливая на какие-то особые нервные точки, от которых к моим коленям поднимается восхитительно приятная дрожь.

Я тихо вздыхаю, чуть расслабившись, и тут же снова напрягаюсь от ощущения губ Царевичева на подъёме моей стопы.

В какой момент массаж перестает быть массажем, затуманенное сознание не улавливает. Я просто ошеломленно замираю, ощущая на себе обжигающие поцелуи. Они медленно поднимаются выше, от щиколотки к голени, потом переходят на колено и ещё выше.

Зрение словно затуманивается, а в ушах бешено танцует пульс.

Как же прекрасны поцелуи любимого мужчины Как они желанны и головокружительны. Мне хочется, чтобы он целовал меня всю, везде, де только можно.

— Артём… — получается только выдыхать почти беззвучно в попытке произнести что- то связное. — Артём…

Только вот что я хочу сказать, уже и сама не понимаю.

Слышу тихий шорох его одежды, шелест своего задираемого платья и чувствую, как скользит по раскинутым бёдрам нежный шелк. Царевичев вдруг приподнимается с кресла и, обхватив меня за талию, пересаживает со стола на свои колени.

И медленно, осторожно опускает на себя.

У меня вырывается слабый стон, который он тут же ловит глубоким поцелуем. Я вытягиваюсь напряженной струной в ожидании жёсткой страсти, которую он сейчас обрушит на меня, но Царевичев не двигается. Только целует с самозабвенной жадностью и прижимает к себе в кольце собственнически крепких объятий.

— Не спеши, Катя, — шепчет, оторвавшись от моих распухших губ. — Расслабься, маленькая. Я люблю тебя, слышишь? Я тебя люблю.

— Слышу, — отвечаю ему, вся дрожа от противоречивых ощущений. Расслабиться никак не удается. Слишком много всего я чувствую и переживаю в этом крошечном отрезке времени. — Я… тоже… тебя люблю.

Царевичев водит щетинистым подбородком по моей шее и ненадолго замирает.

Потом тянется рукой в сторону стола. Сквозь затуманенное сознание я слышу непонятное шебуршание и не сразу понимаю, что это такое, пока он не вкладывает мне в губы маленькую плитку того самого шоколада. С марципаном.

— Это тоже поможет тебе расслабиться, — с заметно напряжённой улыбкой сообщает он. — Нравится? Не смог удержаться. Никогда не забуду, как ты меня раздразнила этим шоколадом.

— Я не дразнила — от смущения у меня пылают уши. Сладкая плитка мгновенно тает во рту.

Царевичев смотрит на мои губы, как загипнотизированный.

— У тебя тут пятнышко осталось, — серьезно говорит он, уже не улыбаясь.

А потом затягивает меня в самый восхитительный поцелуй, который когда-либо у нас был. По-настоящему сладкий. Шоколадный.

Блаженство нашего слияния расцветает во мне новыми красками. Царевичев чувствует это и больше себя не сдерживает — стискивает в своих объятиях с нетерпеливой нежностью и страстным голодом. Наше дыхание смешивается воедино… короткие рваные вздохи… яркий вкус шоколада на языке… и бесконечная нега во вздрагивающем теле.

Господи, какой же он…мой. Наконец-то мой. Такой сильный. Такой внимательный, такой любящий.

Мой собственный босс. Любимый хищник, который позволил себя приручить добровольно, но и меня саму присвоил с непреклонной, характерной для него властностью, в рабочем кабинете, откуда привык править миром собственного бизнеса.

Ведь босс всегда берёт своё, как и обещал.