Золушка Forewer

Пора уже, пора… Я что-то мнусь, хотя уже пора к перрону, смотрю маме в глаза (папа в машине), смотрю, смотрю, и мне кажется, что не смогу никак насмотреться. И тут мама мне говорит:

— Возьми это, — и протягивает мне книгу. Знакомая книга — в желтой обложке с нехитрым узором по периметру в самом верху. Я ложу ее себе в сумку.

— Это твоя любимая была в детстве, — как-то скромно улыбаясь, произнесла мама.

Я тоже улыбаюсь в ответ. Надо ведь из дома хоть что-нибудь вынести, пускай и книжку. Наш мир — это осколки нашего детства. Мы смотрим на него сквозь призму нашего опыта, но остаемся детьми, как только луч воспоминаний касается нас… Как хочется снова стать ребенком. И чтобы все были живы.

И вот я сажусь в поезд — на это раз без каких-то приключения, вагон почти что безлюден, в купе вообще никого. На этот раз поезд российский. Стандартная фраза «Железные дороги на службе у Великой России» действует как-то успокаивающе. Забираюсь на полку с ногами, включаю свет, немного задумался, тут проводница, совсем молоденькая девочка, приносит чай и печенье. Достаю и открываю книгу, которую дала мне мама. К сожалению, я не успел запастись другой литературой, и был обречен на непролазную скуку во время пути. Читаю книги я таким образом: открываю на первой попавшейся странице, нахожу ближайшую главу или абзац и начинаю с этого места читать, пока не надоест. Потом закрываю книгу и через какое-то время повторяю маневр в той же последовательности. Если кто не видит в этом особого смысла, то он прав. В этом нет смысла. Это традиция. А традиция не требует смысла, она требует исполнения.

Итак, я открыл книгу в первом попавшемся месте и начал читать:

Лесничий. Я хотел сразиться с бешеным медведем.

Мачеха. Зачем?

Лесничий. Отдохнуть от домашних дел, дорогая.

Мачеха. Я работаю как лошадь. Я бегаю, хлопочу, очаровываю, ходатайствую, требую, настаиваю. Благодаря мне в церкви мы сидим на придворных скамейках, а в театре — на директорских табуреточках. Солдаты отдают нам честь! Моих дочек скоро запишут в бархатную книгу первых красавиц двора! Кто превратил наши ногти в лепестки роз? Добрая волшебница, у дверей которой титулованные дамы ждут неделями. А к нам волшебница пришла на дом. Главный королевский повар вчера прислал мне в подарок дичи.

Лесничий. Я ее сколько угодно приношу из лесу.

Мачеха. Ах, кому нужна дичь, добытая так просто! Одним словом, у меня столько связей, что можно с ума сойти от усталости, поддерживая их. А где благодарность? Вот, например, у меня чешется нос, а почесать нельзя. Нет, нет, отойди. Золушка, не надо, а то я тебя укушу.

Золушка. За что же, матушка?

Мачеха. За то, что ты сама не догадалась помочь бедной, беспомощной женщине.

Золушка. Но ведь я не знала, матушка!

Как странно! Все это довольно странно. Да, да, да пьесы Шварца — они ведь ставлены-переставлены, а в «Золушке» сыграла бессмертная Раневская. Бесперспективно. Костюмы одни чего только стоят! Нет, даже думать не следует. Не следует. Однако. Костюмы можно позаимствовать из Гамлета. Точно. Только нашить такие громадные нарядные, даже карнавальные, шары на рукава, как их называет наш костюмер? Ах, забыл… Не важно… Нет, не вкусно. Не выйдет. Не получится. Или получится?

Главное, кто будет играть Золушку? С Мачехой нет проблем. У меня есть только одна актриса, которая может стать на приблизительно одну ступеньку с Раневской. Пусть и чуть ниже та ступенька. Нет, не так, знаете, есть такие косые ступеньки, так вот, Фаина Георгиевна стоит на самой ее высокой части, а Аля на той же ступеньке, но чуточку ниже. Во загнул… Полный бред.

С принцем все ясно. Буду приглашать… А… блядство… не дадут мне никого пригласить. Не дадут. А вот если взять паренька из театрального… Свежее лицо? И недорого обойдется. Мои-то подлецы хороши, но на принца никто не потянет. Будет в труппе разброд. А ничего. Пусть поймут, что времена настают сложные, что мировой кризис на дворе, что выживет в коллективе только сильнейший.