Золушка Forewer

Второй эпицентр моего небольшого коллектива — Серафима Георгиевна. Она получила свою долю славы в кинематографе. Никакого телевидения. В кино она снималась мало, но каждая ее роль была событием. И она — единственный (кроме Стасика Малечкина, но тот по финансам) человек в нашем коллективе, к мнению которого я прислушиваюсь. К мнению именно в творческом процессе. В сущности, я режиссер-диктатор, поэтом актеров-звезд у меня в коллективе мало. Мне так намного удобнее работать. Это знает каждый режиссер. Лучше работать с серыми лошадками, чем со звездами первой величины — слишком много звездных проблем возникает. Звезду оставляют в театре только потому, что на нее идет зритель. Но к Серафиме я все-таки прислушиваюсь. Почему? Из-за ее имени? Глупости. Из-за ее вздорного характера? Тем более глупости. Все дело в том, что у нее настолько тонкий художественный вкус, что я не могу не ориентироваться на ее мнение. И еще: на нее ходят зрители. И это редкостная (по нынешним временам) правда. На кого-кого, а на Серафиму продолжают ходить даже сейчас. Она в самом расцвете своего таланта. Только подходит к пятидесятилетию. Кстати, этот ее юбилей будет через полтора года. Доживет ли до него театр? Это действительно интересно. От Серафимы зависит очень многое. Она тянет на себе две трети репертуара. И у нее самая высокая зарплата в коллективе. Все это знают, даже Николай Викентьевич, но Викентьевич играет только в трех постановках, больше ему не осилить. Поэтому Серафима в актерской среде властвует безраздельно. Пока что у меня с нею прений и стычек не было. Нет, разногласия были, но все это были разногласия, так сказать, творческого характера. Я имею в виду, что не было классических театральных разборок и скандалов с грязью, склоками и интригами. И это мне в Серафиме Георгиевне представляется наиболее ценным. Поэтому о Серафиме надо сказать несколько слов еще. В свои девятнадцать она была дурнушкой. В тридцать два считалась самой талантливой молодой актрисой, которой не хватало трудолюбия. На самом деле ей не хватило духу отбить ее режиссера от семьи. За такую нерешительность она расплачивалась длинным периодом с эпизодическими ролями в кино и ролями второго плана в театре.

Открыть актера — это прямая работа режиссера. Утопить актера — это наивысшее наслаждение режиссера. Особенно так было в старое время, когда многие режиссеры кроме всего прочего, были еще и номенклатурой. Было почетным делом — возглавлять театр. Режиссер мог позволить себе небольшую толику свободы. Но за эту режиссерскую толику солдаты-актеры расплачивались кандалами и кабальной, крепостной зависимостью от своих нуворишей. Ну, это только лишь общие рассуждения, простите, что я так расфилософствовался, но мне иногда необходимо чуть-чуть обобщить — привычка, знаете ли, а в моем возрасте уже привычки управляют человеком, так что еще раз простите меня.