Золушка Forewer

И вот они сидят. Моя гордость — два народных справа и слева. Они моя гордость, но каждым из них я горжусь отдельно. Николай Викентьевич прославился исполнительством ролей пламенных революционеров в кино и телепостановках, и романтичных любовников в театре. Сейчас ему шестьдесят шесть. Но все еще революционная романтика прет из него. Главное, что у него есть имя, нет, самое главное заключается в том, что к этому имени прилагается исключительный актерский талант и недюжинная работоспособность. При его болезнях делать такую норму спектаклей способен не каждый. А он играет! Играет, и только благодаря этому живет. Тогда, когда он узнал о своем диагнозе, он уже служил в моем театре. Я предложил ему играть меньше, естественно, с сохранением оклада. А Викентьевич не согласился, более того, попросил нагрузить его еще больше. Он уверен, что только работа способна убрать постоянную боль, которую вызывают болезни. У меня в театре он начал играть исключительно мерзавцев. Все говорят, что он открыл себя с другой стороны. Х-ха! Это я его отрыл, вытащил на поверхность и дал увесистого пинка под зад. Грубо? Зато точно, и эти все реанимационные мероприятия помогли. Он все еще на сцене, а не подыхает в безвестной бедности, как подавляющее большинство его сокурсников, которых вспоминают только в связи с очередным трагическим юбилеем. И он — моя гордость. Его лицо? А разве вы не помните его лица? Впрочем, вы правы, он действительно постарел. И похудел. А что делать? Рак не делает людей толстыми, радиационная терапия тем более. Как руководитель театра я должен быть в курсе даже таких вещей. К сожалению, больше двух лет на Викентьеича рассчитывать не приходится. И все-таки я не могу нагружать его так же, как нагружаю остальных. Ведь он уже не гастролирует. А что делать? Ведь при всем при этом он до сих пор лучше почти всех молодых вместе взятых. У него шикарная актерская школа. Пусть попробуют его критиковать! Он же Титан. И играет титанически. Личная жизнь Николая Викентьевича — тьма. Для журналистов она потемки, нам же, людям театральным, известно намного больше. Но не настолько, чтобы делать из этого средство пиара. Он был трижды женат, и все три раза крайне неудачно. У него было неисчислимое количество любовниц, и все они покинули его, одна за другой. Последняя, то ли Тоня, то ли Тася была моложе старика почти что на сорок лет. У него были два преданных друга, но он пережил обоих. Сейчас он доживал свой век один, в маленькой квартирке, в новостройках, по пресловутой улице Строителей. У него приживала какая-то двоюродная племянница из Сызрани, Клаша, некрасивая, не слишком опрятная и не слишком заботливая девица тридцати с лишком лет. Клашу удавалось журналистам не предъявлять, и, насколько я знаю, Николай Викентьевич никогда ее высвечивать и не стремился. Клаша умудряется выживать любовниц старого актера одну за другой. Они сразу же проникаются к сестре актера-любовника искренней ненавистью, так что последние годы Викентьевича превратились в домашний ад. Что же, по-настоящему он живет только на сцене.