Золушка и Мафиози

Тициано закатывает глаза на мою позорную шутку и лезет в карман, доставая брелок с несколькими ключами. Улыбка на моем лице исчезает, и я моргаю, наклоняя голову, пока мой мозг кричит мне: что, черт возьми, это значит?

Мой рот хочет выдать очередную шутку, но в моей груди бушует море хаоса, гораздо более жестокое, чем то, что находится под нами.

Почему Тициано привел меня в дом, расположенный вдали от поместья, и держит в руках связку ключей? Он меня отсылает? Зачем ему отсылать меня?

Счастью, захлестнувшему мою грудь, не хватает всего секунды, чтобы рухнуть. Я делаю шаг назад, моргая и хмурясь.

Неужели это наконец произошло? Неужели с него хватит?

Я отворачиваю лицо и плотно закрываю глаза. Я знала, что развод никогда не будет вариантом. В Саграде не разводятся, но…

— Почему у тебя такой отчаянный вид? — Его голос прорезает воздух, разрушая барьер, который мои сомнения воздвигли между нами.

— Потому что я не знаю, что это значит, а варианты, которые мне приходят в голову, не слишком хороши, — признаюсь я, глядя на него, не пытаясь скрыть от глаз снедающую меня неуверенность.

Тициано отпускает шлем, который все еще держит в руках, и одним движением практически склеивает наши тела.

— Только не говори мне, что даже после всех этих месяцев ты до сих пор не поняла, что ничто, куколка, ни на небе, ни на земле, ни в аду не сможет удержать меня от тебя?

Нечестивое обещание наполняет мои легкие воздухом, и я выдыхаю с облегчением. Тициано запускает пальцы в мои распущенные волосы, колышущиеся на ветру, и поворачивает мою голову, пока мои глаза снова не оказываются на доме рядом с нами.

— Этот дом для тебя. Твой дом. Не мой, не наш. Твой. Ты можешь делать с ним все, что захочешь.

— Ты хочешь сказать, что мы переезжаем? — Спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.

— Нет. Видимо, моя мама решила вести себя прилично после моего последнего разговора с ней.

— Ты разговаривал с мамой?

— Это один из вариантов ответа.

Я покачала головой. Это объясняет странные попытки Анны сблизиться за последние несколько недель.

— Ты мог бы предупредить меня раньше, я подумала, что она сменила тактику и пытается завоевать мое доверие, чтобы отравить меня.

Тициано откидывает голову назад, громко смеясь.

— Честно говоря, на твоем месте я бы не стал этого исключать.

— Спасибо. Теперь я чувствую себя в большей безопасности.

Он смеется еще сильнее и проводит кончиком носа по моему. Я таю, хватаюсь за лацканы его костюма и встаю на цыпочки, чтобы сблизить наши губы.

— Что это значит, Тициано? Почему ты это делаешь, почему… Почему ты подарил мне дом? — Я спрашиваю напрямую, мой голос — шепот, полный тысячи эмоций, когда я больше не могу выносить игру, в которую играю уже несколько недель: угадывание.

Рука, запутавшаяся в моих волосах, подается вперед, а большой палец Тициано проводит по моей щеке.

— Потому что я обнаружил, куколка, что мне действительно нравится делать тебя счастливой.

Простота и глубина его ответа поразили меня сильнее, чем я ожидала. Я ненадолго закрываю глаза, позволяя себе ощутить тяжесть этих слов, а когда открываю их снова, красота дома обретает новый смысл. У меня перехватывает дыхание не только от совершенства линий или великолепия места, но и от уверенности в том, что я не одинока в этом, что бы это ни было.

Я открываю глаза, отпускаю костюм Тициано и беру его за руку. Я тяну его к дому, и мир словно медленно вращается, пока я делаю один шаг за другим, каждый миг растягиваясь от нарастающего недоумения.

Дойдя до боковой лестницы, я обнаруживаю, что особняк повторяет уровень скалы. Спустившись по ступеням, я оказываюсь на передней террасе, обращенной к горизонту.

Это трудно переварить: грандиозность архитектуры, игра солнечного света с колоннами, просторы океана, простирающегося до самого горизонта. Я смеюсь, и этот звук уносит ветер — чистое выражение моего душевного состояния.

Солнце продолжает опускаться, окрашивая небо во все более яркие цвета, оранжевый и розовый, словно вены, расползаются по безбрежности. От эмоций у меня запершило в горле, глаза горят, и я качаю головой из стороны в сторону.

— Ты подарил мне дом, — говорю я, поворачиваясь к Тициано.

— Да.

Его взгляд необъятен, даже глубже, чем море под нами.

А что, если я хочу, чтобы ты стал моим домом, Тициано? Ты бы хотел?

— Ты уверен, что не боишься, что я брошусь туда? — Я дразнюсь, вместо того чтобы высказать свои мысли. Он высокомерно улыбается.

— Ты бы не хотела потерять все это, — уверяет он, делая жест в сторону себя. Я смеюсь, закатывая глаза.

— Нет. Действительно не хотела бы. — Я провожу руками по его груди, пока они не касаются его шеи. Тишину вокруг нас нарушает только ветер и волны, разбивающиеся о скалы.