Золушка и Мафиози

Ни один сукин сын, осмелившийся сделать Рафаэлу хоть слегка уязвимой, не имеет права продолжать дышать и уж точно не получит пощады в виде медленной смерти. Марсело был последним, и я могу в этом поклясться.

Возможно, платье было лишним признанием вины. Рафаэла не глупа, она, конечно, поняла часть того, что я имел в виду. Интересно, поняла ли она все? Интересно, поняла ли она, что подарком было не платье, а повод, по которому она должна была его надеть.

Интересно, поняла ли она, что единственным алтарем, к которому она подойдет, будет мой или надгробие того, кто попытается занять мое место.

Чезаре был крайне неправ, сравнивая ее с Голиафом, но в одном он был прав: если она не моя, то Рафаэла не будет ничьей другой, и мне почти жаль ее за то, что она стала объектом моей одержимости.

13

РАФАЭЛА ЭСПОЗИТО

— Иди сюда, моя девочка.

Мама окликает меня, когда я прохожу через кухню с корзиной чистой одежды, и я оглядываюсь на нее через плечо. Ее темные светлые волосы зачесаны назад и повязаны цветистым шарфом. Несмотря на свою просьбу, она не смотрит на меня. Я делаю глубокий вдох, измученная, хотя день только начался.

Неужели люди, работающие в офисе, на рынке или в аптеке, так же ненавидят работу по дому, как я?

Я никогда не понимаю, надоедает ли мне, или я просто не рождена для этого. Иногда мне кажется, что если я уберу еще один шкаф с постельным бельем, то умру. К сожалению, этого не случается, но я надеюсь, что в следующий раз все получится. Поэтому я спрашиваю:

— Ты позволишь мне разложить одежду в спальнях?

— Нет, нет, нет. Сейчас же иди сюда.

Я надавливаю кончиком языка на внутреннюю сторону щеки и подхожу к старому деревянному столу в центре кухни, где мама разминает тесто. Юбка ее платья колышется от каждого движения ее рук. Я ставлю корзину на скамью, собираясь вымыть руки, но София качает головой и вытирает муку с ладоней, заканчивая вытирать их чайным полотенцем, повязанным вокруг талии.

Включенная печь нагревает каждый сантиметр терракотового пола и толстых стен. Я еще не успела прийти, а моя футболка уже начала прилипать к коже. Потолочные балки — единственные, кто не подвержен жару.

Слава Богу, потому что хуже сауны был бы пожар.

— Тебе нужна моя помощь. Подать тебе что-нибудь?

Я оглядываюсь по сторонам, уже разыскивая скалку среди висящей на стенах утвари. Мама кривит губы, на несколько секунд отводя взгляд от моего синего взгляда, и кожа на ее шее напрягается, когда она колеблется. У меня холодеет в животе. Моя мама любит говорить. Если она колеблется, этот разговор не может быть хорошим. Я отказываюсь от мытья рук и сажусь на скамейку рядом с корзиной, чтобы подождать.

— Твой отец уже ведет переговоры о второй помолвке для тебя, и это несправедливо.

Я моргаю, ошеломленная.

Не от информации, после поминок я знала, что это не заставит себя ждать. А от человека, который готов вести переговоры под крышей мертвого жениха, наверняка торопясь, а я этого не понимаю.

Мой отец никогда не был примером отцовства, и меня воспитывали, прекрасно объясняя мою роль в этой семье. Я всегда знала, что Кармо отправит меня подальше, как только на горизонте появится выгодный брак. Но я и представить себе не могла, что меня выхватит тот, кто предложит самую высокую и быструю цену.

Это удивляет меня не меньше, чем возмущение матери, но только до тех пор, пока я снова не начинаю прислушиваться к ее словам и не понимаю, что жертва несправедливости, о которой она сетует, — не я, а она.

Я выдергиваю несколько прядей из обтрепанного подола шорт, чтобы найти, чем занять руки.

— Я не заслужила этого, я сделала все возможное, чтобы вырастить идеальную дочь: умную, красивую, умеющую говорить и вести себя. Последние двенадцать лет я работала в этом доме как рабыня, и ради чего? Ради чего? За что? — Спрашивает она, ее глаза наполняются влагой.

Мои родители всегда были сумасшедшими? Или что-то случилось за то время, что я провела вдали от них? Потому что я не помню, чтобы они были настолько не в себе раньше.

Возможно ли, что я была слепа все это время?

— Почему ты такая? — Снова спрашивает она сквозь слезы. — Почему ты не можешь сделать так, чтобы тебя заметили? Это же не так сложно! Заместитель босса уже заинтересован, стоит только приложить немного усилий…

— Не знаю, сколько можно повторять, что Тициано интересует только одно, — ворчу я, скрещивая руки, не в силах больше терпеть ее попытки манипулировать.

— Я рада, что ты заговорила об этом. — То, как внезапно она перестала плакать, заставляет меня сузить глаза. Ей даже не стыдно. — Я думала об этом, и, думаю, можно с уверенностью сказать, что это один из немногих случаев, когда цель оправдывает средства.

Средства?