Золушка и Мафиози

Я прекрасно понимаю, что Рафаэлла, которая была чуть больше месяца назад, сочла бы меня сумасшедшей, если бы услышала от меня, что жить с Тициано легко, но это правда. Он все еще раздражает, и у него бывают очень раздражающие и избалованные выходки, но с такой матерью, какая у него есть, это не может быть неожиданностью.

Но все остальное…

Я мало чего ожидала от этого брака, и каждый день у меня появляются новые маленькие желания, которые я себе не позволяю, но от которых невозможно отказаться, как только они появляются: поговорить с Тициано, чтобы он меня уважал, чтобы меня слушали в доме, который теперь мой, и как-то разделить с ним нечто большее, чем постель.

Мысль о том, что мы могли бы стать друзьями, хотя и абсурдна, но кажется все более разумной, и от одного этого противоречия у меня кружится голова. Я поправляю платье и качаю головой, поворачиваясь на каблуках, чтобы выйти из комнаты. Я выпрямляю спину и поднимаю голову, идя по коридору так, как, по моим представлениям, должна выглядеть настоящая Катанео, но половина моей позы серьезно расшатывается, когда я обнаруживаю Тициано в гостиной, смотрящего в окно, при полном параде.

Я никогда раньше не видела его в пиджаке. Ради всего святого! Как этому человеку удалось стать еще сексуальнее? Его взгляд обращается ко мне, как только я вхожу в комнату, словно привлеченный моим присутствием, хотя Тициано, вероятно, слышал только стук моих каблуков.

Улыбка, застывшая на его лице, заставляет меня дать себе миллион обещаний. Все они грязные. И я хочу, чтобы он выполнил каждое из них. Тициано оставляет бокал, который держал в руках, на одном из приставных столиков и подходит ко мне, не переставая облизывать каждый сантиметр моей кожи.

— Каждый день я удивляюсь, как это возможно, что ты так совершенно красива, куколка, — говорит он, и то, как он это произносит, не как флирт или дешевую реплику, а как обычное замечание, как будто это правда, как будто он действительно тратит драгоценные секунды своего дня на размышления об этом, заставляет меня нервно сглотнуть. — Ты выглядишь великолепно.

Тициано обходит меня и останавливается позади. Он берет меня за руки и с деликатностью, которой никто не ожидал от младшего босса Ла Санты, разворачивает меня к себе, пока мы оба не оказываемся перед зеркалом на серванте рядом с нами.

— У меня для тебя подарок, — говорит он, глядя на меня в отражение, а я ничего не отвечаю. Мои брови удивленно поднимаются.

Тициано достает из кармана прямоугольную коробочку и открывает ее, но приподнятая крышка не позволяет мне увидеть, что внутри.

— Подними волосы, принцесса, — просит он, и я подчиняюсь. — И это не ошейник, — говорит он насмешливым тоном, и я понимаю шутку, когда он надевает мне на шею бриллиантовый чокер.

Бриллиантовый чокер на моей шее. Я сжимаю губы, чтобы проглотить смех, потому что было бы очень некрасиво смеяться над собственным мужем. Я не могу смеяться, я не могу смеяться, я не могу смеяться.

— Ты можешь смеяться, куколка. Теперь он твой зять. Разрешение смеяться над Витторио было включено в свадебный пакет.

Я издаю виноватый смешок, провожая взглядом десятки блестящих точек на моей шее. Ожерелье имеет серебристую, почти белую основу, которая по всей длине переходит в зазубренные точки. Как будто оно сделано из осколков хрусталя.

Я провожу по нему пальцами, восхищаясь его совершенством. Зачем Тициано подарил мне что-то подобное? Но я не задаю этот вопрос вслух.

— Ты ужасен, — шепчу я.

— Вообще-то я ожидал услышать "Ты потрясающий!". Или хотя бы "Большое спасибо". — Он насмехается, когда заканчивает застегивать ожерелье на моей шее и оставляет мягкий поцелуй на затылке, от которого у меня по позвоночнику бегут мурашки.

— Спасибо, — говорю я, закатывая глаза, и Тициано щелкает языком. — Оно идеально. Мне нравится.

— Мы оба знаем, что ты считаешь меня потрясающим. — Он поворачивается, останавливается рядом со мной и протягивает мне руку. — Ты готова?

— Нет, — честный ответ вырывается у меня изо рта.

— Тебе не о чем беспокоиться, принцесса, я рядом с тобой, — заверяет он и слегка подмигивает мне.

И пусть Святая смилуется надо мной, потому что, как по волшебству, у меня отлегло от сердца.

* * *

Мне всегда не нравился нелепый этикет разделения мужчин и женщин на семейных мероприятиях. Это разделение не буквальное, но как будто, так и есть. Потому что, хотя мы все находимся в одной среде, замужние женщины разговаривают только с женщинами, а женатые мужчины — только с мужчинами.

Незамужним девушкам позволено оставаться рядом со своими семьями, в то время как замужние женщины, если только их мужья не пригласят их, а они никогда не приглашают, остаются в прекрасной компании гадюк, которые их окружают, и большинство из них не против этого, потому что они тоже гадюки. Меня это не устраивает. Совсем не устраивает.