Золушка за тридцать

– Не уверена, что хочу это слышать, – мама помассировала виски.

– А я бы послушала, – Жанка выглянула из-за угла, спустившись со второго этажа.

– Ладно, – мама махнула рукой, – все на кухню, девочки. У меня там наливочка вишневая в подсобке. Пара литров.

Так мы и разбрелись: женщины направо, мужики, судя по звукам, налево, в гостиную.

К нам никто не ломился, мы сами тоже их общества не искали.

И только Тимурчик сидел с нами, восхищенно слушая то шепот, то хохот, и иногда присасывался к материнской груди.

Наливку мама с Жанной распили на двоих, после чего дерзко заявили, что им никто не указ и громко позвали Серёгу.

Тот пришел, чтобы узнать, что нам нужно караоке и микрофоны. Да, немедленно. И да, сына ему отдали взамен аппаратуре.

Потом были песни.

– Вот кто-то с городским спустился! – кричала мама очередной шлягер в микрофон. – Наверное, милый мой иде-е-ет…

– Тут я, Анют! – заявил папа, появляясь внезапно и залихватски подхватывая супругу за талию. – Веселитесь?

– А тебе что? – с дерзкой улыбкой отвечала мама, и голос ее был звонче обычного. – Иди вон, к этим вашим!

– Та-ак…

Папа осмотрелся. Орлиным взглядом вычислил пустую бутылку под столом, усмехнулся и обломали веселье, веско заявив:

– Я маму забираю. И вы там своих разбирайте, кто кому мил. Все, товарищи женщины, я сказал!

И кулаком по столу "бах".

Мама поднялась, полная намерения отстаивать право на гулянье до утра, но… поморщилась, потерла глаза и кивнула:

– Точно, Вадик, пора. Что-то мне нехорошо.

Тут уж спорить никто не решился.

Анька вспомнила, что она сдала Тимурчика в общество "пьянствующих мужланов", Жанночка помчалась смотреть, как там Алексей, а я… Я доела оливье, вытерла губы и решила не брать никого.

Часть 17

Но не тут-то было.

Он появился в дверном проеме, полностью загородив собой проход. Гарик. Здоровый, зараза. Посмотрел на меня, поманил к себе указательным пальцем. Ага, нашел дуру.

Скрутив фигу, показала ему ответ на предложение сблизиться.

Гарик нахмурился, я поелозила на стуле, обдумывая, куда бежать в случае чего.

Но Гарик не обиделся и нападать не стал. Покачал головой и мотнул ею же в сторону, поясняя:

– Там этот твой… Макс. Он спать хочет и не знает, куда идти.

– Так и сказал? – удивилась я.

– Нет. Говорить он не может, но мимика у него выразительная. Мне кажется, ему не помешает отдых.

– А как же вы с Эскиным? Не устали? – решила съехидничать я.

– Данилу сейчас тоже заберу.

– Куда?

– В Москву, домой.

– Там же ночь! А вы пили!

– Ничего, пара часов и будем на месте.

– Ну уж нет! – я встала и решительно пошла на Гарика. – Расстелю вам в гостиной. Захотите домой – утром и отправитесь. После завтрака. Возражения не принимаются! Сейчас папу позову.

– О, папа – это аргумент, – громила улыбнулся. – Стели. И покажи, куда Макса доставить, пока он транспортабелен.

Мы вышли из кухни, я ткнула пальцем в дверь своей спальни и отправилась в гостиную устраивать Эскина с его другом на ночлег.

Данила нашелся за столом. Его голова покоилась на плече Макса, он вздыхал и грустно смотрел в стену напротив. Минаев же, услышав мои шаги, повернулся, расплылся в пьяной улыбке и радостно поприветствовал, бросив неразборчивое: “Крч – ик”.

– М-да уж. Познакомились вы на славу, – поняла я. – Вставай, шеф. Пора баиньки.

Макс дернулся в мою сторону, от чего голова Данилы соскользнула с его плеча и чуть не уронила всего хозяина. Но Эскин удержался за стол. На него и прилег, предварительно сложив под лицо руки.

– Кир, – Макс протянул ко мне руки. Я поджала губы, решая, так ли оно мне надо – ночевка с напившимся боссом под одной крышей, в одной комнате, в одной постели… Где-то я это уже проходила и не раз. Словно по замкнутому кругу хожу снова и снова.

Пока думала, Минаев подошел на удивление уверенной походкой, обнял меня и доверительно шепнул:

– Я так н-п-ся. Ус-ал. Расти.

– Он сильно напился, – подняв голову, перевел для меня Эскин, – устал и просит его простить. Кир, не дрижи… дежри… тьфу. Не держи на нас…

– Сиди уж, полиглот! – пробубнила я, отодвигаясь от начальника и, сурово сведя брови, добавила уже для всех: – Ну все. Укладываемся!

Так Минаев все-таки оказался в моей постели. Снова.

Сначала спал, как убитый, а потом – я как раз дочитывала главу очередного шедевра от Мики Ртуть – вдруг завозился и нашел меня рукой. Придвинул к себе, крепко обнял и, шепнув тихо с обожанием “Кудрик…”, снова затих. А у меня на душе сделалось сладко-сладко, ведь не зря говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Значит, думает обо мне, а не о ком-то еще.

Улыбнувшись, я отключила электронную книгу и, закрыв глаза, моментально отключилась.

Ранней пташкой стать не получилось.

Кто знает, может, и вовсе проспала бы до обеда, но Минаев решил иначе. В то воскресенье босс включил в себе новый неизведанный режим “романтика”.

– Кудривойцева, – услышала я откуда-то справа. Следом пришел невероятный запах свежесваренного кофе. – На подносе еще пирог есть. И бутерброды. Гордись мной, на твою порцию покушался Эскин.

Я обернулась, потерла глаза, прищурилась.

– Привет, – просипела, потягиваясь.