Золушка за тридцать

В общем, через десять минут мы, наконец, расселись. Выпили, закусили, познакомили всех с Даней заново, и дело пошло бодрее.

Еще через полчаса я наелась так, что могла играть колобка в одноименном спектакле, только сюжет пришлось бы урезать, потому что от зайца укатиться мне бы не удалось.

Эскин сидел рядом, пил, шутил, веселился и вообще чувствовал себя вполне неплохо. Иногда он фотографировался с Лехой и уснувшим в кресле Серегой. Папа при этом подленько хихикал, что раньше ему было совершенно несвойственно.

Мама же все время бросала на мужчин недовольные взгляды и пыталась выпытать у Данилы, какие у нас планы на дальнейшую жизнь. Анька ей поддакивала, гладила живот и напоминала мне о возрасте. Чтоб ее… А Жанночка, сидящая напротив Драгова, иногда странно краснела. И совпадало это с теми моментами, когда у жутко неловкого Лехи падали столовые приборы. То ложка, то вилка, то нож… И чем больше он пил, тем чаще ползал под стол и тем сильнее краснела Жанка.

Совпадение? Не думаю…

Малину немного испортил проснувшийся внезапно Тимурчик – семимесячный сын Аньки и Сереги.

Малыш раскричался, все взбудоражились, зашумели, разбежались кто куда… Мы с мамой, проследив за Жанной и Лехой, поднявшихся на второй этаж, спрятались на кухне.

Мама несколько минут громко вздыхала, мыла яблоки, нервно протирая их полотенцем и складывая в глубокую миску. Затем ее душа не вынесла моего равнодушия к ее желанию поговорить, и она развязала беседу сама:

– Солнышко, тебе пора замуж! Биологические часы – это не просто термин!

Я кивнула, взяла одно яблоко и с хрустом отгрызла большой кусок.

– Ты слышишь?

Еще раз кивнула.

– Кира, ну я ведь не шучу…

– Мама, да я что, против? Где ты видишь толпу из желающих осчастливить себя браком со мной?

– Да вот, Данила, хотя бы? Неплохой вроде парень. С Лешей мы, кажется, промахнулись – он уже занят, но и твой златокудрый вполне себе… И папа наш неожиданно сменил гнев на милость, вон как они поладили.

– Ох, – грустно вздохнула я, покидая кухню и приближаясь к дверному проему гостиной, чтобы посмотреть на Эскина…

Тот сидел на диване с Аниным сыном на вытянутых руках. Вид у него был ошарашенно-прибитый, а малыш дрыгал ножками и махал ручками.

– Забери, – тихо взмолился Данила, посмотрев на Аню.

– Правда он солнышко? – спросила она вместо того, чтобы исполнить просьбу. Мамочка радостно поглаживала свой круглый живот и с обожанием смотрела на чадо. – Скоро еще один такой же сорванец появится. Будем приезжать в гости к вам с Кирой. Да, мой мусипусик?

Анька состроила страшную гримасу, пригнулась и двинулась на малыша. Тот захохотал. Эскина, кажется, замутило.

– Они мне сейчас последнего претендента в зятья спугнут! – заволновалась мама, отодвигая меня и врываясь в гостиную. – Дай-ка ребенка сюда, Данечка. И иди погуляй с Кирой, у нас чудесный сад на заднем дворе.

– Там зима, какой сад? – недовольно выдала Аня, получив ребенка в свои руки.

– Нормальный! – припечатала мама. – С беседкой! Кира! Забери Данилу на свежий воздух, ему нужно подышать.

Я вышла из своего укрытия полностью, поманив к себе Аполлошу. Он вскочил, подошел и, чуть прикрыв глаза, попросил:

– Отпусти меня в Москву.

Фыркнув, покачала головой:

– Рано! Ты еще не полностью насладился семейными радостями, милый.

– Тогда хотя бы в комнату нашу отведи, – взмолился он, – дай полежать в тишине.

– Это можно.

Мы прошли в мою спальню, прикрыли за собой двери и легли в кровать вместе. Вместе же громко и устало вздохнули.

– Кир, – шепнул Данила, – знаешь что?

– М?

– Раньше я боялся остаться один. Приходил домой в пустую квартиру и просто боялся. Но ты показала мне наглядно, что быть одному в квартире – это не наказание, а благословение.

– Брось, иногда можно и так…

– Иногда да, – согласился он. – Чтобы встряхнуться и вспомнить, как хорошо звучит тишина. У тебя отличная семья и друзья хорошие, но, блин…

– Потому я и съехала, Дань, – сообщила доверительно. – Захотелось уже своего угла, куда не врываются без предварительного звонка.

– Да-а…

Данила перевернулся на бок, посмотрел на меня сверху, улыбнулся.

– Чтобы я без тебя делал, Кудряшова?

– Что?

– Страдал бы! От горя и разбитого сердца.

– А теперь?

– Теперь мне прямо хорошо. Все встало на свои места, грустить просто некогда. Даже дети не сильно пугают. Серьезно, Кир, кажется, я преодолел детобоязнь!

Я засмеялась, но пятно на плече Данилы отвлекло от лирического настроения. Разглядев его получше, сразу отодвинулась подальше, уведомляя Аполлошу:

– Прекрасно, конечно, что ты проникся атмосферой, но на тебя Тимурчик срыгнул. И это просто фу-у.

– Нет, – Эскин прикрыл глаза. – Скажи, что ты пошутила.

– Соврать?

– Фу-у, – Даня чуть отодвинул край горловины и увидел следы от детеныша на своем брендовом свитере. – Твою ж… Эта твоя Аня… И ее этот…

– Надо застирать, – кивнула я. – Ничего страшного.

Эскин чуть не плача поднялся и осторожно стащил свитер, оставшись в одной черной майке.

– Ты меня сюда заманила, вот и разбирайся с этим! – постановил он, сунув мне свою одежду.