Золушки при делах

Высокая тень в глубине пещеры зашевелилась. Когда существо шагнуло в проем, Торхаш оглядел противника. Перед ним стоял узаморский гризли – здоровенный самец с бычьей головой, бревноподобными лапами и серо-коричневой шкурой. Но не это в нем было самым страшным, а тягучая слюна, бахромой свисающая из пасти, и взгляд маленьких глазок, полный слепой ярости. Медведь-оборотень не походил на пленников в клетках: ни на безразличных ко всему, ни на бесноватых, ни на тех, в ком болезнь свернулась тугой пружиной, ожидая ВОЛИ. Гризли был первоисточником заболевания, тем, кому следовало умереть за несколько дней, но в ком жизнь поддерживалась искусственно, а кем или чем – Лихай предпочел не задумываться, потому что… из проема вдруг потянуло морозом. Не иначе там находился вентиляционный штрек, слишком узкий для гризли, однако достаточный, чтобы доставлять свежий воздух внутрь лабиринта.

При виде медведя конвоиры не отступили – видимо, были уверены в том, что он не нападет. Один из них отвел руку Лихая в сторону, открывая внутреннюю часть его предплечья. По всей видимости, гризли должен был укусить пленника, заразив. Так вот что называлось красивым словом «ритуал»!

Медведь рыкнул.

В сознании Лиха неожиданно раздалось «йа-хуу!», и…

Все пошло не так!

Держащий Торхаша за запястье конвоир решил взяться поудобнее, но именно в этот момент гризли качнулся вперед и вонзил клыки в плоть… охранника. Тот закричал, но крик резко оборвался. Глаза зараженного наливались кровью, разум в них угасал, его ноздри и веки дрожали. Когда он набросился на своего напарника, тот выпустил Лихая, пытаясь спастись. Торхаш, обойдя гризли по дуге, метнулся в пещеру, слыша за спиной звуки отчаянной грызни, рычание и крики, и обнаружил узкий лаз, почти вертикальную шахту, откуда пахло снегом. Втиснувшись туда, Лихо бросил на подъем все силы, накопленные за время вынужденного отдыха, но кроме них, его рывками тащила некая сила, позволяя преодолевать за один раз значительное расстояние. В душе оборотня пел восторг – такое забытое, такое нехарактерное для него чувство.

Из штрека полковник вылетел, как пробка из бутылки игристого вина. Он знал, что погони не избежать, и уже в воздухе обернулся, дабы припустить со всех лап прочь, путая следы. Но… оборота не получилось! Точнее, превратился он вовсе не в то, во что ожидал. Спустя мгновение Лихо камнем рухнул на землю. Камнем в прямом смысле: покрытым изморозью валуном, одним из многих, валявшихся вокруг. Неспособность двигаться отозвалась в сознании паникой. Торхашу показалось, он заключен в каменный плен навсегда и простая радость движения никогда не будет доступна. Однако он заставил себя успокоиться, помня, что обещал верить Кипишу, и радуясь тому, что сохранились ощущения: он слышал, как шумит кровь в ушах, как пульсирует сердце, как от перегрузки ноют мышцы, чувствовал, как саднят подушечки пальцев, содранные в кровь о шершавые стены лаза. Но его тело покрывала толстая каменная корка, которую никому не дано преодолеть извне.

Конечно, они искали его! Окружающее пространство вдруг оказалось полным-полно оборотней, пытающихся встать на след беглеца. Во главе шла, яростно скалясь и порыкивая, крупная ярко-рыжая тигрица…

Лихо расслабленно дремал в своем мороке, не слыша, как глубоко под землей одна за другой распахиваются клети, и те из пленников, что сохранили разум, идут к выходу за хромым стариком, который исхудавшей, но по-прежнему сильной рукой указывает им направление.

В сердце красного лиса сплелись в тугой клубок покой, удивление, восторг и чувство, доселе ему неведомое. ВЕРА.

* * *

Устроившись в кресле перед разложенным на столе планом нового грандиозного храма, Его Величество задумчиво рисовал рыбок. Рыбки получались как на подбор уродливые, лупоглазые и злые, что королевскому настроению не способствовало.

– Отец, мне непонятно твое упорство, – сидя напротив, говорил его старший сын. – Я был немного удивлен твоим желанием приблизить графа рю Воронна, однако, поразмышляв, пришел к выводу, что ты прав: он верный подданный, достойный человек и настоящий воин. Только я не понимаю, к чему такая срочность? Рю Саднес как старое дерево – скрипит, но не ломается. Поскрипит и еще пару месяцев, пока Яго будет участвовать в операции «Ласурские призраки»! Мне ли тебе говорить, отец, что будущее Тикрея и всех живущих на нем стоит пары месяцев беспокойства одного-единственного человека, каким бы умудренным сединами и уважаемым он ни был!

Его Величество задумчиво посмотрел на сына, который сейчас рассуждал как настоящий король. То есть так, как должен был рассуждать он сам, Редьярд Третий!

Закололо сердце…

Мальчик вырос. Мальчик научился плести интриги, хотя душа к этому не лежит, говорить неправду с лицом дремлющего после сытного обеда Стремы, гнуть свою линию.