– Подожди, – но Джон упирается раскрытой ладонью ему в грудь. – Раз уж ты взялся объяснять… я все равно не понимаю. Не почему ты хочешь этого со мной, а почему ты вообще этого хочешь.
– Ну, это все-таки приятно, Джон, – беспечно объясняет Рамси. – И мне нравится, я же сказал. Физически нравится. Хотя вообще я и правда не планировал заходить с тобой так далеко. Но ты все равно… как это… моего типа. Который меня заводит. И у меня от тебя ничего так кровь греется. И у тебя от меня, это же видно. Я бы ведь не стал… ничего, если бы ты не хотел. Но ты хочешь. И хотя ты посложнее моей матери, я все равно вижу, что нравлюсь тебе, Джон Сноу, – его маленькие полупрозрачные глаза смеются.
– Ты мне не нравишься, – но Джон спокойно качает головой, и смешливая нотка уходит.
– Вот как? – Рамси задумчиво прикусывает нижнюю губу. – А зачем тогда ты целуешься со мной, Джон?
– Я не целуюсь с тобой больше, – осторожно напоминает Джон. – То есть да, раньше – мне нравилось. Теперь нет.
– А тогда? В доме? – пытливо спрашивает Рамси.
– Тогда… я был возбужден, не знаю. Мне не было разницы, все и так уже стало… – Джон не уверен, что может сказать, каким именно все стало.
– И правда, – вдруг соглашается Рамси и машинально ухмыляется краем рта, выдавая неважную внешнюю реакцию и явно погружаясь в свои мысли. – Слушай, я так замотался, что совсем перестал за этим следить, а ты и правда не целовал меня с тех пор. Пекло. Значит, я тебе больше не нравлюсь?
– И я уже не раз говорил тебе об этом, – Джон кивает, но Рамси это игнорирует.
– Но как бы… ты не против перепихнуться со мной, так?
– Мне не слишком нравится формулировка, но выходит, что так.
– Почему? – продолжает допытываться Рамси, и Джону кажется, что можно услышать слабое потрескивание, как у затасканного жесткого диска, на котором спешно переписывается информация.
– Потому что… мне хочется, – но он решает не подбирать слова и ответить честно. – Я имею в виду, так же, как и тебе, физически. Из-за того, что мы спим вместе, греемся вместе, все время вместе… я не хочу объяснять. Просто, наверное, слишком поздно и уже глупо было бы начать сторониться тебя в этом плане. И слишком холодно, – он добавляет, слегка передернув плечами.
– Тебе сейчас холодно? – и Рамси спрашивает неуместно, но Джон почему-то думает, что это не дрянной флирт, а тоже своеобразная попытка понять. И соглашается.
– Да. Но не в этом плане. Я просто… устал.
– Ты уверен? – но Рамси задает еще один внимательный вопрос, и после долгой паузы Джон отвечает негромко, устало глянув ему в глаза:
– Не знаю.
Рамси как-то нервно облизывает край рта, и Джон понятия не имеет, какая это его реакция из множества и есть ли вообще среди них хоть одна настоящая. Но думает, что сейчас все равно находится к пониманию Рамси ближе, чем когда-либо, и мысленно перебирает все свои опрометчивые решения, приведшие к этому. Начиная с того, как он промолчал в роще, и заканчивая тем, что позволил Рамси надеть ошейник Серого Ветра.
После того раза Рамси пришел к нему в постель следующей же ночью. Забрался под одеяло и прижался к спине, голый и горячий, как раскаленная печь. Джон молча смотрел в темноту и даже не повернулся.
– Ты теперь будешь приходить каждую ночь? – только и спросил он, когда тяжелая рука накрыла его мерно поднимающийся живот.
– Я прихожу, когда захочу, – шепот обжег ухо. – Захотел сегодня. Захочу – приду завтра.
“Даже если я все-таки запру эту хренову дверь?” – подумал еще спросить Джон, но промолчал. Он чувствовал каленое дыхание на своей шее и слегка напрягшийся член, касавшийся бедра, и ничего с этим не сделал. Он не мог уснуть, наверное, часа два до этого, но в злых медвежьих объятиях намертво вырубился через пару минут.
Ему приснилось кладбище, и молодой парень с тусклыми карими глазами и расползшейся по подбородку каменной коростой посмотрел на него из свежей влажной могилы.
– Проснись, Джон. Пожалуйста, проснись, – печально сказал он своим почти беззубым ртом.
– Прости, – сказал Джон, взяв лопату, и бросил на его лицо ком жирной черной земли.
Когда он проснулся, Рамси так и лежал рядом, негромко похрапывая и прижавшись к нему распотевшейся от тепла грудью и утренним стояком. Джон выбрался из-под его руки, с силой вытирая чуток опухшее лицо тыльной стороной ладони, и подумал, что проспал, наверное, не меньше двенадцати часов. Его наручные часы показывали, что на самом деле не прошло и четырех, но он решил, что они врут.