Хватка на горле еще ослабла, и Джон даже подумал высвободиться, пока Рамси конвульсивно спускал ему на спину и задницу, но тот, зарычав, вдруг зажал ему лицо ладонью, окончательно лишая доступа к воздуху и свету, и больно сгреб его напряженный член вместе с подтянувшейся влажной мошонкой. Грубо оттянул, рвано наглаживая большим пальцем, злым рывком соскользнул ладонью по стволу и чуть погонял шкурку на подтекавшей головке, и Джон кончил ему в руку, все-таки вывернувшись и пребольно укусив за мизинец. Рамси оттолкнул его от себя сразу, и Джон поджал ноги, стиснув в руке свой еще подрагивавший член и пытаясь отдышаться. Рамси уткнулся взмокшим лбом в сгиб локтя и тоже несколько раз тяжело выдохнул. Тогда они не стали говорить об этом.
Сейчас Джон думает, что все это вправду было играми, но не такими уж детскими, как ему казалось. Джон думает о том, что Рамси говорил ему только что. И резко осознает, зачем это было нужно.
Рамси ни у кого ничего не отнимает, потому что это путь его отца. Рамси забирает только то, что ему отдают сами. И для того, чтобы они отдали все по своей воле – сперва он дает им то, чего они хотят.
То, чего хотел Джон. Невинность – доверие. Жадность – похоть. Злость – боль.
Добровольная близость. Он кончил из-за того, что Джон захотел его.
Джон резко понимает, что Рамси вовсе не хочет трахнуть его, изнасиловать или вообще принудить. Джон понимает, что Рамси хочет его добровольного, осознанного согласия. И понимает, что Рамси прямо сейчас читает эту мысль в его глазах.
Джон шумно выдыхает носом и приподнимает ладонь, вслепую нашаривая его руку, так и лежащую между ними. Через толстую перчатку почти не ощущается спокойный и тихий пульс, когда Рамси бросает секундный взгляд на его губы. Джон безучастно думает, что он наверняка подсмотрел это в каком-нибудь фильме. Джон чувствует в груди что-то горячее, как жар от вакцины.
Эта зараза убьет его.
Рамси придвигается рывком и больно кусает его за нижнюю губу – так не целуются, но он всегда целовал Джона так, – садняще соскальзывает по ней зубами и еще больнее засасывает, но Джон осаживает его, жестко схватив за подбородок и вдавив пальцы в кожу до белых пятен. И нетерпеливо вздыхает, приоткрывая рот и принимая скользнувший в него толстый язык. Не страшнее, чем вкалывать себе препарат, проверенный на нескольких мышах. Зима смещает приоритеты, и ты хочешь жить даже в крутящейся мясорубке. Жить и трахаться, думает Джон, когда Рамси вжимается в него своим полным, разгоряченным телом и настойчиво раздвигает ноги бедром.
Жаркое и тяжелое дыхание Рамси жжет щеку, когда он расстегивает молнию на куртке Джона, лезет под мешающуюся полу и, словно с девицей, жадно мнет его напряженную грудь через теплую рубашку. Но Джону все равно – пока Рамси не выкусывает ему мышцы кусками, ему нравится, – только тоже хочется куда-то деть руки, и он вслепую хватается за мощную поясницу, но почти сразу съезжает ладонью на задницу, с гадкой похотью сжимая ее, сминая шуршащую подкладку штанов; старая кровать глухо продавливается от их возбужденной щенячьей возни, и к щекам Джона яркими пятнами приливает кровь, а Рамси переплетает свой язык с его и слюняво, все еще неумело целует, по-собачьи потираясь немного привставшим членом о его ногу. Джон хочет прижать Рамси за толстый зад крепче и трахнуть его бедро, даже если на штанах потом расплывется мокрое пятно.
– Давай немного разденемся, – слишком сознательно для того, что они делают, шепчет Рамси, почти не прерываясь, и Джон молча кивает, отстранившись. Садится, быстро стаскивая куртку с плеч, распутывает шарф, стягивает балаклаву и едва успевает повернуться к тоже кое-как выпутавшемуся из части одежды Рамси, когда тот опять рвано целует его своим мягким и совсем уже красным ртом, столкнувшись зубами. Джон жадно выдыхает носом, больно схватив его за распущенные волосы, но Рамси только невнятно ворчит ему в рот, снова заваливая на кровать, и сосет его губы, толкаясь уже крепким стояком в живот.