Зона бабочки

Наташа была очень благодарна и Жоре, и особенно его влиятельному дяде за то участие, которое они принимали в устроительстве ее жизни, и радовалась, что есть у нее такие помощники. Без помощников гораздо тяжелее заполучить уютное местечко под солнцем, что бы там ни твердили о том, что в советской стране перед каждым открыта любая дорога. Дороги-то, может, и были открыты, да только вот куда они вели?… Однокурсницы, а больше всего — соседки по комнате в студенческом общежитии, тоже радовались за Наташу и по-хорошему ей завидовали. Жору она с ними познакомила еще зимой, и впечатление он на них произвел самое благоприятное: не такой же студент-одногодок с ветром в голове, любитель запивать «гнилушку» пивом, которого потом, после института, еще и в армию загребут, а вполне солидный человек, с квартирой и очень приличной зарплатой.

Впрочем, Наташа его себе специально не подбирала. Да и сама отнюдь не была несчастной Золушкой. Вот только отец… После войны, в сорок шестом, он вернулся в родной Бежецк из Австрии, в сорок седьмом женился на Наташиной матери, а уже через год, после рождения дочери, угодил в тюрьму за пьяную драку с поножовщиной — не первый он был и далеко не последний из русских людей, кому ломала жизнь водка. Хотя, отбыв срок, он вроде бы взялся за ум и принялся шоферить в Бежецке. Попивал, конечно, как большинство тамошних работяг, но в драки уже старался не лезть и в семье тоже не буйствовал. С женой жил дружно и дочке внимание уделял… Нет, конечно, всякое бывало, но в общем… Чаще всего Наташа вспоминала отца именно таким, каким он был в те годы. Но прошли они, те годы, и в шестидесятом отец подался на Крайний Север. Погнался, что называется, за длинным рублем… или просто не сиделось ему на месте? Три года подряд вот так приезжал-уезжал — правда, и деньги привозил приличные. А потом не приехал…

Нет, вовсе не другая женщина была тому причиной, и не обморозился он, застряв в снегу на своем «студебеккере», и не покалечило его бревном при погрузке. Все было гораздо хуже. Его ограбили и убили, когда он с деньгами возвращался домой. И выбросили из вагона, ночью, в трех часах езды до Москвы. Пил-гулял с попутчиками, а попутчики оказались бандитами. Впрочем, кто они и что они, так и осталось неясным — милиция их не нашла. И очутился Наташин отец в конце концов на бежецком кладбище за рекой Мологой, не прожив на свете и сорока лет…

Наташа осталась с мамой и бабушкой. Материально жили не только не хуже, но и гораздо лучше многих, потому что Наташина мама после смерти мужа решила изменить кое-какие свои жизненные принципы. Хоть и сулил Никита Сергеевич Хрущев довольно скорое наступление коммунизма, но денег пока никто не отменял, и в какой, пусть даже самый сильный бинокль ни смотри — нигде не видать было обещанного изобилия. И ради дочки пошла она на рискованное дело. Рискованное — но дающее неплохой приработок. Наташина мама была врачом-гинекологом, а эта врачебная специальность издавна входила в число востребованных, и очень даже востребованных. Когда в середине пятидесятых в стране вновь было разрешено проведение абортов, Советский Союз — как выяснилось уже в другие времена, после обнародования такой статистики, — сразу занял чуть ли не первое место в мире по количеству абортов на число рожденных детей. Как всегда — «впереди планеты всей»… Женщины могли делать аборт вполне открыто, на самых законных основаниях, но очень многие «залетевшие», по вполне понятным причинам, стремились устроить все таким образом, чтобы об их проблемах знало как можно меньше народу. Так что врачи-гинекологи отнюдь не бедствовали.

А потому, уехав учиться в Калинин, Наташа не считала копейки и с хлеба на воду не перебивалась. И мама денег давала изрядно, и стипендию получала. Нет, вовсе не с нищей сироткой имел дело Жора…

Прошлой осенью, в середине ноября, Наташа, вместо того, чтобы ехать на воскресенье домой, в Бежецк, отправилась в Москву. Туда, выйдя замуж за офицера и так и не окончив институт, перебралась лучшая ее подружка Таня Феоктистова. Они на младших курсах вместе снимали комнату у одной бабки — в общежитии селили далеко не всех и далеко не сразу. Наташа погостила у Тани полсубботы и полвоскресенья — вот уж наговорились вволю! А потом, прежде чем ехать на Ленинградский вокзал, а оттуда — в Калинин, Наташа завернула в ГУМ. Как это — оказаться в «сердце Родины», которая уже потом была прозвана «Нерезиновой» и «Понаеховском», и не побывать в ГУМе?