Зона бабочки

Но даже оказавшись на улице и продвигаясь на условный северо-восток (если ориентироваться по фальшивому солнцу, которое, наверное, все-таки и не солнцем было, а каким-то местным оптическим эффектом), Герман не желал выглядеть (даже и для себя) ординарной боевой машиной, сработанной на конвейере Голливуда, — духовного центра современного мира. Той самой Шамбалой, которую глупцы все ищут и ищут совсем не там. Разумеется, Герман все время был начеку, но успевал еще, углубляясь в дебри окраинного микрорайона — дворы, детские площадки, крышки погребов, — думать о Сунь Цзы. Был когда-то такой китайский стратег и мыслитель, написавший трактат «Искусство войны».

Сунь Цзы, кроме всего прочего, говорил о правиле ведения войны:

«Если сил у тебя в десять раз больше, чем у противника, — окружи его со всех сторон; если в пять раз больше — раздели его на части; силы равны — сумей с ним сразиться; меньше сил — сумей оборониться; если в чем-то уступаешь — уклонись от сражения».

Герман не считал, что находится на войне — в отличие от кое-каких заданий прошлых лет. Его целью не было ведение боевых действий, но все-таки один из советов мудрого китайца как раз подходил в данной ситуации: «Уступаешь — уклонись». Подлинных сил предполагаемого противника он не знал, и потому готов был именно уклоняться, а не воевать.

Если сумеет уклоняться.

Лучик пока не мигал, но Герман чувствовал, что идет верным путем.

«Под руководством Коммунистической партии — к светлому будущему!» — невольно всплыло в памяти клише детских лет.

Нет, руководства уже не было, да и насчет светлого будущего можно было бы и поспорить. Смотря что считать светлым. Во всяком случае, долгожданный Мир Полдня, о котором он, Гридин, читал в детстве, растворился в завихрениях вероятностей, так и не проявившись в этой реальности. На этой Земле. Совсем другие поджидали впереди времена…

Повернув за очередной угол, Герман наконец уловил то, что, как он до этого думал, ему только казалось. Уловил момент возникновения объектов. Какую-то долю секунды назад перед ним ничего не было — если не считать «чем-то» бесцветную пустоту. И тут же, как по мановению пресловутой волшебной палочки, прорисовалась из пустоты новая группа многоэтажек, появились редкие деревья неопределенной породы, с серой листвой, железные детские крутые горки, на которые не рискнет полезть ни один здравомыслящий ребенок, и перекладины для выколачивания пыли из ковров. Дело, вероятно, было в особенностях зоны, но Гридину стало на мгновение как-то неуютно. Ему вдруг представилось, что нет вокруг никаких городских кварталов, и асфальта под ногами тоже нет. И никуда он на самом деле не идет, а беспомощно лежит на каком-нибудь операционном столе, и вовсю копаются в его бедных мозгах люди в белых халатах, тычут туда скальпелями, зажимами, ректоскопами, клизмами, зондами… и какой там еще у них есть шанцевый инструмент?…

Ощущение это было не из самых приятных, но продолжалось недолго. Гридин вполне мог подавить его привычным волевым усилием — тренировки-то дали плоды, и мастерство не пропьешь! Мог подавить, но просто не успел, потому что обнаружил ранее скрытый железной коробкой гаража очень интересный объект, контрастирующий с обыденным видом стандартного микрорайона.

Объект был впечатляющим и знакомым, хотя Герман видел его впервые.

Скульптура. Скульптура на невысоком, в полметра, постаменте из гладкого черного камня, возможно, мрамора, столь неожиданного среди железобетонных построек. Да и сама скульптура была не только не менее, но даже гораздо более неожиданной. Она тоже казалась каменной, но не мраморной. Темно-красная, чуть ли не под цвет местных нескончаемых сумерек, едва заметно матово блестящая, она изображала некое существо, которое устроилось в позе египетского Сфинкса поднятой головой к стене гаража, а коротким, но массивным подобием хвоста к тропинке, вьющейся меж погребов. Существо напоминало льва со старинного чернильного прибора, который Герман в детстве любил рассматривать, приезжая с мамой в гости к бабушке, в Бежецк. Только это был не лев. И не египетское чудище с побитой физиономией, оставшееся то ли от атлантов, то ли от инопланетян. Возможно, неизвестный скульптор изваял это существо в натуральную величину — а было оно размером с не очень крупного льва, — а, возможно, это была уменьшенное или увеличенное подобие.

Герман чуть ли не крадучись приблизился, медленно обошел вокруг постамента и остановился напротив головы изваяния. Ему хотелось дотронуться до скульптуры, но он почему-то не решался.

Не буди спящего льва…