«Это, генацвале, точно, все зло от баб», — согласился с ним Бродов, выругался матерно, чтобы тех, на том конце, проняло, сделал погромче музычку и отправился по нужде. Потом он мылся, брился, делал куцый — так, два притопа, три прихлопа — вариант зарядки и выковыривал из своего кровного добра всю эту электронную заразу. Собственно, как выковыривал-то — бережно изымал и осторожно, можно сказать, с любовью складывал в особый пакет. Чтобы все пока что стучало и сигналило в наилучшем виде. Едва борьба с вредителями была закончена, как позвонили с ресепшен — вставайте, граф, пора, вас ждут великие дела. Вперед, труба зовет. Так что оделся Бродов, вдумчиво собрался, немного подождал и, с легким сердцем вырубив хабибу, подался в гостиничный холл. Там его ждал сухой паек и сюрприз в лице, вернее, в опухшей роже угрюмого, невыспавшегося экстрасенса. Маг был не один, в тесной компании, рядом с ним отчаянно зевали красавицы Люба и Паташа. Чувствовалось по всему, что коньячок от Бродова долго не застоялся и даром не пропал.
— О, какая встреча, — обрадовался Данила, приблизился к соотечественникам и уселся на диван. — И куда?
— Туда, — подняла голову Наташа. — В Луксор… Уплочено.
— Да уж… Уплочено, — горестно вздохнула Люба. — А то черт ли нам эти пирамиды…
— За всех, милая моя, попрошу не говорить, — желчно поправил ее маг, и Даниле сразу стало ясно, что ночью, кроме пряников, ему ничего не отломилось.
— Салям, салям. — В холл с улыбкой добродетели бодро вошел гид, стрельнул глазами по сторонам, сделал приглашающее движение: — Прошу, прошу. — Он добро посмотрел на экстрасенса, ласково прищурился на дам и уже в автобусе, когда народ уселся, принялся шуршать купюрами. — Ваша тысяча… Ваших две… Ваших три…
Культурная программа началась. Натурально началась — ас-водитель тронул с места, «мерс» рванул вперед и с напором покатил по направлению к Хургаде. Снова потянулась за окнами пустыня, бесчисленные пакеты, мертвые пески, вращающиеся мерно, с исламским фанатизмом огромные пропеллеры, вырабатывающие ток. Моментом долетели до Хургады, проехали все это скопище лабазов и взяли направление в глубь страны — на юго-запад, к Нилу, через горы. Однако же не просто так, а с предосторожностями. Они возникли после плановой остановки, формирования конвоя и подсаживания в «мерс» человека в штатском — плечистого улыбающегося мусульманина из Управления туристической полиции. Ладно, построились в колонну, дали по газам, поехали. Не то чтобы с песнями и плясками, но весело, причем весьма. Впереди туземные менты с горящими огнями, за ними тяжеловесные, обгоняющие друг друга автобусы. Скрип сидений, взвизги шин, яростный рев моторов, тянущиеся за окнами по сторонам дороги горы Красного моря. Легендарные, судьбоносные, запечатленные в анналах, упоминаемые в Библии. Плохонькие, неказистые и на горы-то не похожие. Собрать над ними тучи, устроить снегопад — так на лыжах и не покатаешься, разве что на санках. Не Гималаи, не Кордильеры, да и не Альпы. Наш Суворов бы прошел, даже и не заметил…
— Уважаемые господа, прошу внимания, — несколько запоздало начал гид. — Вы видите хребет, на котором покоится вся история Египта. Он помнит фараонов и императора Наполеона, халифа Омара[142]
и халифа Аль-Маамуна[143], президента Гамаль Абдель Насера и президента Анвара Садата. Их давно уже нет в живых, а горы все стоят и держат на своем хребте нашу славную историю. Еще как держат…Почтеннейшая публика реагировала по-разному. Бродов добросовестно внимал, пил горько-терпкий швепс, посматривал в окно. Маг, ясновидец и друид, видимо, пребывал в нирване, мерно, с достоинством дышал и казался спящим. Барышни конкретно дрыхли, колыхали прелестями, явно не гарлемский негр посматривал на них, супружеская пара улыбчивых японцев все стрекотала камерами, обмениваясь восторгами.
Ну да, пустыни они в Японии никогда не видали.
Затем последовал привал, на коем можно было съесть сухой паек, вдохнуть сухой же воздух песков и за один фунт оправиться. Ладно, съели, вдохнули, оправились, поехали дальше. И уже к полудню достигли Луксора, центра всеегипетского туристического бизнеса. Когда-то здесь стояла древняя столица — греки называли ее Фивы, египтяне — Уасет. Это был город-сад, мираж в пустыне, волшебная сказка, куда там «Тысяче и одной ночи». Величественные храмы здесь соседствовали с домами знати, роскошные дворцы смотрели в зеркала озер, в лазуритовое небо вонзались иглы обелисков, вершины пилонов и колоссальные статуи богов и царей. И все это великолепие утопало в море зелени, сквозь пышную листву сикомор, тамарисков и пальм проглядывали позолота, слоновая кость, сандаловое дерево и так любимый египтянами полудрагоценный лазурит. Однако, увы, все проходит, ничто не вечно под луною. И от былого великолепия остались лишь одни развалины, до сих пор впечатляющие, потрясающие воображение.
«М-да, — крякнул Бродов, когда вышел на парковке из „мерседеса“, — это вам не аллея коммунаров».