Зона действия

Зимой приспособились протягивать невод подо льдом, пробивая лунки пешней. Рыбачить было еще труднее, чем летом. Кожа на кончиках пальцев трескалась от воды и холода, промокали из-за плохой обуви ноги.

Старуха смотрела вдаль, туда, где большим пароходом зеленел остров. И хотя вспоминала она о нелегких своих днях, но лицо ее светлело.

— Глубоко было Черное озеро, но и оно помелело, травой покрылось, — тихо сказала Трофимовна. — Все стареем.

Внук Пашка прижался к бабке и похвастался:

— У нас бабуля в этом озере неводом рыбу ловила, вот! — с гордостью сказал он.

— Неужто и вправду рыбачила?! — не поверил Антошкин отец. — Невод — дело мужицкое.

— В войну, милый, бабы частушку пели про себя: «…Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик», — сказала Трофимовна. — Вся работа на наших плечах лежала. Надсаживались, жилы рвали.

— Знаю, — вздохнул Антошкин отец. — Сам мальчонкой был и на корове пашню пахал. Нынешние дети и не верят в такое…

Старуха выпрямила спину, просеменила к обрубку дерева и неуклюже присела на него.

— Старость — не младость, — усмехнулась она. — Нынешняя ребятня — счастливая, и только пусть война не опалит им крылышки. Неспокойно в мире, неспокойно, не дают нам пожить в радости…

Трофимовна казалось заснула.

Пашка поманил рукой Антошку и Марфушу к себе и, проглатывая окончания слов, сообщил:

— А еще бабуля рассказывала, что в это озеро сбрасывали снаряды, вот. Самые настоящие, наверно.

Антошка сразу вспомнил, как ныряла Марфуша и на дне ощупывала рукой железяки. Он кивнул девочке. Марфуша смущенно улыбнулась: не знаю, мол, что и думать. Оставалось одно: подробнее расспросить Машкину и Пашкину бабушку. Антошка подошел к ней, присел на корточки и негромко сказал:

— Бабушка, а бабушка, проснитесь, пожалуйста.

Старуха встрепенулась и тотчас открыла глаза, усмехнулась:

— Не сплю я, соколик. Ночами бессонница мучает, а уж днем где заснуть.

— Бабушка, вы, правда, в озере снаряды находили? — спросила Марфуша.

Трофимовна оживилась.

— Было, голубок, дело, было…

Однажды, уже ближе к весне, когда на пригорках начал подтаивать снег, Трофимовна надела охотничьи лыжи и вышла на озеро, чтобы решить, где во льду пробить лунки и потом через них протащить невод. И а дальнем конце Черного озера, чуть ли не на середине, она сначала увидела горку льда и очень удивилась: кто здесь хозяйничал? Она подошла к уже подернувшейся тонким ледком проруби и никак не могла понять, кому и для какой цели понадобилось долбить метровый лед? У проруби снег был истоптан лошадьми, след от санных полозьев уходил в кусты. Трофимовна, хотела было уже уйти от этой загадочной, невесть зачем появившейся здесь проруби, но случайно носком валенка толкнула валявшийся клочок сена, и пальцы ноги ударились о что-то твердое. Она взглянула на лед и обмерла: на снегу под сеном лежал новехонький артиллерийский снаряд. Трофимовна не знала, что и подумать. В их глуши, за тысячи километров от фронта — и снаряд! И для нее будто вернулись годы, когда деревенские мужики уходили в партизаны, когда совсем недалеко вот от этой проруби погиб ее братишка, преследуемый колчаковцами. Трофимовне сделалось жарко, она распахнула полы своей старенькой фуфайчонки и вздохнула: «Господи, не мерещится ли мне все это?» Рыбачка повернула и стала уходить от проруби, но вдруг ругнула себя: что это она, непутевая, делает — оставляет снаряд без присмотра. Вдруг на озеро прибежит чей-нибудь мальчонка и по недомыслию стукнет острым железным наконечником лыжной палки по капсулю, а Трофимовна видела, что капсуль был без единой вмятины — цел и невредим. Она повернула обратно, бережно подняла снаряд. Он оттягивал руки, и Трофимовна подумала, что держит перед собой затаившуюся до поры до времени смерть. И ей стало страшно. Куда это она собралась нести снаряд? То-то встретят ее односельчане с таким гостинцем? И правы будут — не искушай судьбу, свою жизнь не бережешь, так других пожалей.

Трофимовна положила снаряд на снег, сняла лыжину и осторожно продолбила в проруби еще неокрепший ледок.

— Так тебе, — зачем-то вслух сказала она, опуская смертоносный груз в прорубь.

В деревне ее слушали с недоверием: мол, вам, Нечаевым, Черное озеро все еще с времен гражданской войны чудится ареной боев. Но Трофимовну неожиданно поддержал глуховатый старик по прозвищу Пудушка. Он, оказывается, в тот день на озере ставил мордушки и собственными глазами видел людей на двух подводах. Они осторожно опускали в прорубь на веревках какие-то металлические болванки.

С тех пор закидывать невод в том месте бабы опасались, хотя никто толком не знал, следует ли в самом деле обходить его? Однако, рассудили они, береженого бог бережет, а на озере уловистых ямин много.

С годами стариков оставалось все меньше и меньше, а молодые историю о найденном Трофимовной снаряде стали принимать за россказни.

— Ай да бабка, — подсмеивались они, — прямо-таки писательница — садись да сочиняй книжку.

Трофимовна обижалась и все реже вспоминала о той военной весне.

— Я видела эти снаряды, — сказала Марфуша, — их там много.