Зона действия

В каменоломне, где недавно свисали огромные каменные козырьки, сейчас было пусто. Гранит обрушился, образовав холм плитняка.

Антошка взобрался на валун и к своему удивлению увидел дома деревушки, которая час назад пряталась за каменным гребнем.

— Марфуша! — крикнул он. — Айда в гости к Машке и Пашке!

Около дома, где жили умнющая Машка и хитрющий Пашка, уже стояли несколько солдат и столетняя бабка угощала их из глиняных кружек молоком. Солдаты пили и крякали от удовольствия. Лицо старухи чуток разгладилось от морщинок — так ей нравилось угощать.

— Мой братик Пашка чуток моложе вас был, — говорила бабка, ни к кому конкретно не обращаясь.

Пашка с Машкой жались к солдатам и рассматривали звездочки на их пилотках. Антошка поманил к себе Пашку и шепнул:

— Говорят, к воскресенью старшина привезет целый вещмешок звездочек и погон и будет всем раздавать.

Пашка обрадованно подпрыгнул на одной ноге и по секрету сказал Машке:

— Я у старшины генеральские звездочки попрошу.

Машка высунула язык и крикнула:

У нас Пашка генерал.
У куриц яйца воровал…

Солдаты, посмеиваясь, уходили к озеру, где им все еще было положено нести боевое дежурство.

— Ты, Машка, не дразни своего брата этими проклятущими яйцами, — сказал Антошка. — Теперь Пашка живет честно и яйца из гнезда не подбирает.

Машка промолчала, а Пашка сказал:

— Пашка живет честно. Пашка теперь про такую тайну узнал, что ее даже бабка у меня не выманит.

Изображавшая обычно непроходимую глухоту, старуха недоверчиво проворчала:

— Язык что ботало: звенит, а о чем — сам не знает.

— Я не знаю?! — взвился Пашка. — Да я весь живот изжалил, пока за ней по крапиве полз. А она там яиц нанесла и теперь цыплят высиживает. Эта самая, рябая с белыми крылышками.

Машка раскраснелась и закружилась по полянке:

У нас будут цыплятки,
Не пущу их на грядки.

Машка говорила в рифму.

Как-то зимой Машка сидела на русской печке среди теплых шабуров, и у нее сложились такие строчки:

В углу у нас висит икона,
Икону бы эту из дома вона…

Машка, конечно, чувствовала, что рифма не совсем удачная. Но ведь все равно было понятно, что Машке икона не нравится. Пашка тоже стихи одобрил и даже дополнил: вона в мусорную кучу.

— Тогда будет нескладно. Ты не поэт, Пашка, и ничего не понимаешь…

Зато бабка поняла новоявленную поэтессу и за стихи отстегала ремнем. Правда, не очень больно, больше для вида. В общем-то, бабка икону держала на всякий случай — если бог есть, то оценит бабкину приверженность к вере, а если его нет — то и не надо.

Сейчас бабка велела Пашке быстренько указать гнездо, где наседка высиживает цыплят, но Пашка стоял на своем:

— Меня Машка дразнит, а я буду указывать, да? Да не в жизнь!

И на Пашку махнули рукой, потому что бабка сама решила последить за курицей.

Антошке нравилось бывать в этой небольшой деревушке, нравились ему и Пашка с Машкой. Но пора было уходить в поселок, месить грязь по тропке, петляющей через ржавые низины.

Ребят удивило, что еще вчера пустынная дорога будто преобразилась. Сквозь тальник, приминая топь широкими гусеницами, полз экскаватор. Его длинная стрела часто не вписывалась в повороты дороги, и экскаватор торил новый путь, ломая мелкие талины, круша подгнившие осиновые пни.

В мелких овражках уже работали бульдозеры. Они снимали своими ножами пласт за пластом — и овражки исчезали, и ручейки уже бежали по бетонным трубам.

— Вот так темпы! — с гордостью сказала Марфуша. — Такое только на большой стройке можно увидеть.

Марфуша, как и ее мать, любила стройку.

— Антошка, — тихо сказала девочка. — Если бы у меня был такой отец, как у тебя, я бы очень-очень им гордилась. Он у тебя настоящий. И дорогу эту он подсказал.

Марфуша вздохнула. Потом сказала:

— Плохо, когда у человека нет отца. Во сто раз хуже, когда нет матери. Я-то счастливая, у меня мама…

Они шли по жидкой дорожной грязи и говорили о Яшке. Вот у него и отец есть, и мать, а счастья у Яшки нет. И почему жизнь так обидела его?

— Ты знаешь, Антошка, я еще могу понять Павлика Морозова, который поднялся против своего отца. Потому что отец Павлика — кулак, враг Советской власти. А ведь у Яшки отец даже передовик, будто гордость всего поселка, какой он ему враг? И мать над Яшкой дрожит, кормит самым вкусненьким: что он ни попросит — пожалуйста! Вроде бы не жизнь — малина. А на поверку — мученье.

Антошка был согласен с Марфушей: конечно, жизнь у Яшки не из сладких. Но и в наше время Павлики Морозовы должны быть, думал он. Как же, к примеру, быть, если отец не кулак, а расхититель народного добра или отъявленный тунеядец? Разве сын или дочь должны равнодушно смотреть на такого родителя и считать это делом обычным? Не зря в школе говорят: революция продолжается.

— Знаешь, Марфуша, я раньше думал, что революция — это взрывы бомб, ружейные выстрелы, погони. А вот поговорил с Хромым Комендантом и понял, что революция каждый день происходит. Она в том, что мы делаем и как думаем… Конечно, мы не замечаем такую революцию, — сказал Антошка.