Зона интересов

Ханна, сидевшая в кресле спиной к окну, – на фоне сырой кисеи осеннего неба краски ее выглядели особенно теплыми – оказалась изрядно принаряженной. Собственно, нарядов было 2 (во что она была обута, я не видел): васильковое кимоно, подаренное мной по случаю нашей свадьбы (обшитый бахромой пояс, огромные рукава), а ближе к коже особая белая комбинация, или «ночная кофта». Этот 2-й предмет одежды также был подарен Ханне мужем; я выбрал его в «Калифорнии» за день до того, как она присоединилась ко мне здесь, в Кат-Зет (хотя, когда я предложил на следующую ночь «опробовать» новинку, мадам особой радости не проявила). При некоторой его спорности этот предмет одежды был великолепен: полупрозрачное, белое, точно сливки, облачение из настоящего шелка, гладкого, как попка младенца…

– Приятная легкая комедия, – сказал я, потирая руки и опускаясь на канапе, что стояло рядом с изножьем кровати. – «Курт и Вилли» – это то, что нам нужно, не все же пропаганду слушать. Как там теща Курта? Она всегда такая смешная.

Ханна ничего не ответила, просто потянулась к ручке настройки.

Лихой, исполняемый на аккордеоне мотивчик сменился бормотанием и звоном типичной пивной на Потсдамер-плац. Курт и Вилли обменялись «германским приветствием» – довольно апатичным, на мой взгляд, – а следом мы услышали берлинский выговор.

Вилли. Как делишки, Курт?

Курт. По правде сказать, не очень, Вилли.

Вилли. Хвораешь? Боже милостивый, да ты просто позеленел.

Курт. Знаю. Потому коньяк и пью.

Вилли. Ну, расскажи, в чем дело.

Курт. Эх! Я только что пережил нечто совершенно ужасное. Ты знаешь, над нами живет молодая женщина, еврейка. Образованная, серьезная профессионалка. Та к вот, сегодня она отравилась в своей квартире газом. Мы нашли ее час назад.

Вилли. Ой!

Курт. Просто она узнала, что ее отправят на восток.

Вилли. Да, тут было от чего расстроиться!

Улыбка, в которой расплывалось мое лицо, стала как-то обременять его. Я переменил положение моих перекрещенных ног и сказал:

– Я не уверен, Ханна, что это…

– Ш-ш-ш, Пауль, я слушаю.

Вилли. Непонятно, почему ее еще раньше не депортировали.

Курт. Что? А. Ну, она работала техником на оружейном заводе. Знаешь, Вилли, мы пытались ободрить ее, воодушевить, Лотта и я. Говорили, что там, куда она поедет, может быть, не так уж и плохо. Да все что угодно лучше, чем…

Вилли. Нет, друг мой. Быстрая смерть на собственной кухне гораздо, гораздо… Я на работе много чего узнал. Поверь мне.

Ханна спросила:

– Я забыла, где работает Вилли?

– В Министерстве народного просвещения[68], – хмуро ответил я.

Курт. Да что ты говоришь? Неужели это и вправду происходит?

Вилли. Ну да. Происходит.

Курт. Но зачем? Какой в этом смысл? Маленькая женщина – часть наших военных усилий. Это же никому не нужно!

Вилли. Нет, Курт. Нужно. Зачем? Чтобы внушить людям боязнь поражения. Боязнь наказания.

Курт. Но евреи-то тут при чем?

Вилли. Послушай, неужели ты не понимаешь? Страх возмездия! Каждый немец причастен к величайшему массовому убийству, какое когда-либо…

– Feindlicher Rundfunk! – завопил я. – Вражеское радио! Zweifel am Sieg! Сомнение в победе! Feindlicher Rundfunk!

– О, не вини «Курта и Вилли», – с преувеличенным безразличием сказала Ханна. – Бедный Вилли. Бедный Курт. Слушай. Они снова заказывают коньяк. У них с души от всего воротит.

А затем Ханна проделала нечто сильно меня расстроившее. Она встала, развязала пояс и сбросила с себя сапфировое кимоно – оставшись в одной комбинации! Ее тело казалось покрытым от горла до бедер сахарной пудрой, мне были ясно видны очертания ее грудей, ямка пупка, треугольник гениталий…

– Тебе известно, – спросила она, дергая комбинацию за воротничок, – у какой мертвой женщины ты украл вот это? – И она ладонями разгладила комбинацию, вверх и вниз. – Известно?

После чего Ханна взяла щетку для волос и высокомерно уставилась на нее.

– Ты… ты сумасшедшая, – сказал я и, пятясь, покинул спальню.

И раз уж речь у нас пошла о женах – сколько стоит «пани Шмуль»?

Желающий отыскать еврея в польском гетто волей-неволей обращается в Uberwachungsstelle zur Bekampfung des Schleichhandels und der Preiswucherei im judischen Wohnbezirk. Когда-то оно было подразделением Полиции еврейского гетто, подотчетной Гестапо, а на службу в нем были набраны люди, связанные с преступным миром довоенных времен, однако естественный отбор сделал свое дело, и теперь всем там заправляют шпики, стукачи, сутенеры и гопники. Криминализируй жандармерию – именно так ты сможешь «прижать» избранный народ и получить доступ к припрятанным им богатствам!