Конечно, обстановка для бесед не идеальная.
– Зато вы в безопасности, Алиса. Побудете здесь хотя бы до того, как уляжется эта мания селекций.
Ее уважительная благодарность не знает границ.
– О, я верю в вас, Пауль.
О каких-либо неприличностях и речи идти не может. Я отношусь к ней благоговейно, для меня она – вдова павшего товарища. Более того, я вижу в Алисе своего рода подопечную, протеже, которую я должен неутомимо наставлять.
Она сидит, довольно чопорно, на своей узенькой койке, сложив на коленях руки. Я же предпочитаю расхаживать взад-вперед, как заводной, по маленькому свободному пространству между скамеечкой для ног и химическим туалетом.
– Я иногда очень скучаю по свежему воздуху, Пауль.
– Ах, Алиса, так уж оно устроено. Предупредительное заключение, нет?
Да, «Ячейка», еженедельные собрания в подвале занюханной столовки самообслуживания, бесконечная Диалектика! «Обращение продукта в ценность, надстройка над экономической базой, закон возрастающего обнищания…» Будучи сначала теократом, затем монархистом, затем милитаристом, я не устоял перед чарами марксизма – пока не отбросил «Капитал» и не приступил к усиленному изучению «Моей борьбы». И ко мне не замедлило прийти озарение. Страница 382: «Детище еврея Карла Маркса, учение марксизма, есть… превращение в определенный политический символ веры… превратных представлений… И все это… он поставил на службу своей собственной расе… Марксизм систематически планирует передать власть над миром евреям». Ну, с логикой такого калибра не поспоришь. Нет:
…Знаете, в те дни Ханне была свойственна своего рода спотыкливая неграциозность, она еще не приобрела осанки и выдержки, которые отличают ныне фрау Пауль Долль, первую леди Кат-Зет. И будем честны: нет в конечном счете ничего более тошнотворного, чем обожание девочек-подростков – присущая им ужасная манера открываться полностью, со всем их щенячьим жирком и жарким дыханием. Я просто-напросто ждал, когда она утомит дружищу Крюгера, что со временем и случилось (он начал то пропадать, то появляться снова). Но что произошло потом?
Вообразите, если желаете, общую гостиную пансиона: салфеточки, часы с кукушкой, жирную таксу, дремлющую (тихо пуская ветры) в углу. Все очень «уютненько», не правда ли? Мы с покинутой Ханной сидим за круглым столиком, мои тактичные соболезнования, мои
О, но затем на помощь мне пришла сама судьба. Как-то ночью, после 1-го из его потных свиданий с этим в основе своей невинным ребенком, нашего марксистского льва изловили на Бергерштрассе худенькие пареньки из штурмового отряда (Команда 7). Досталось ему тогда на орехи так основательно, что соратники по КП и «Рабочему фонду» втихаря перевезли его в Берлин. Наши пути не пересекались 4½ года. И когда я в следующий раз увидел дружищу Крюгера, он лежал ничком на полу карцера в Дахау. Прекрасный случай получить полное удовольствие, нет? Я вошел с 2 товарищами внутрь и запер за собой дверь.
Было это в марте 1933-го, когда после пожара Рейхстага все пошло на лад. После пожара Рейхстага, видите ли, мы предприняли простой шаг – поставили всю оппозицию вне закона. Очистили автобан к автократии.
Кто поджег Рейхстаг?
Спившийся одинокий волк, голландский коммунист ван дер Люббе – с помощью спичек, хвороста и выданного ему добрым государством пропуска? Нет. Мы сами? Нет. Рейхстаг подожгла судьба, провидение.
В ночь на 27 февраля Рейхстаг подпалил Бог!
Ханна спросила:
– Кто этот жилистый мужчина, которого я каждый день вижу спускающимся по склону?
– Скорее всего, ты говоришь о Шмуле.
– В жизни не видела более печального лица. И он никогда не смотрит мне в глаза. Никогда.
– Да, ну что же, он возглавляет команду водопроводчиков. Ведает канализацией.
В целом оберштурмбаннфюрер СС Эйхман ребячливо педантичен во всем, что касается его ду-ду-ду и пуф-пуф-пуф; тем не менее случается, что транспорты
Руки у меня все еще подрагивают, а ведь я проглотил 3 «фанодорма».