Зона обетованная

Не скрою, немного волновался. Почти таким и представлялось мне это место, после неоднократного перечитывания страниц «Полевого дневника» Арсения и канувшей в неизвестность Ольги. Только сейчас все вокруг было занесено снегом, который, впрочем, уже начал оседать под лучами солнца, окончательно пробившегося сквозь серую муть нехотя отступавшего ненастья. Снега, кстати, здесь было значительно меньше, чем в основательно занесенном поселке и его окрестностях. Даже желтоватые от опавшей лиственничной хвои проплешины образовались. Судя по всему, скалистый уступ распадка прикрывал это место от северо-восточного ветра, а небольшой лесистый увал, уткнувшийся в реку чуть выше по течению, отгораживал его от бессмысленной круговерти шальных вихрей, неизбежных в любом предгорье. Вот и получилась своеобразная ниша небольшого плоского уступа, на котором довольно уютно расположился наш стационар. А уступ этот, насколько я успел разглядеть с вертолета, был первой ступенькой от реки к отрогу невидного отсюда хребта. Для почти удобного проживания Арсений выбрал это место безошибочно. Вряд ли вокруг нашлось бы еще такое защищенное и устроистое место. Вон там, под скалой, в небольшом гроте можно будет сложить вещи, которые не поместятся в палатке. Справа от ее сруба лежало несколько ошкуренных и уже почерневших от времени лиственничных бревен – очевидно, Арсений планировал нарастить его еще на пару венцов. Что мы и проделаем с моей подсобной рабочей силой в самое ближайшее время. Печку он, видите ли, собрался топить! Ты мне для этой печки дровишек напластаешь минимум до новогодних праздников. Да, а цела ли печка? Не умыкнул ли ее кто-нибудь из продолжавших шарить окрест любителей «охотничать, плотничать, по рыбке вдарить, золотишко пошарить» – так, кажется, обозначили свой социальный статус первые мои знакомцы в этих местах, в подозрительной компании которых до недавнего времени состоял Рыжий. Помнится, когда я рассказал Птицыну об этом незадавшемся знакомстве, он пренебрежительно махнул рукой:

– Пираты. Их тут с того времени знаешь сколько развелось? На великий фарт надеются. А фарт дураков не любит.

– Почему дураков? – не утерпел я.

– Потому что за фартом гоняться – без штанов остаться. – И, помолчав, добавил: – И без души.

Справившись наконец с какой-то непривычной для меня внутренней нерешительностью, я откинул основательно потрепанный временем и непогодой брезент, прикрывающий раму отсутствующей двери, и заглянул в темное нутро избы-палатки. После солнечного света не сразу разглядел нары, грубо сколоченный небольшой стол, придвинутый к ним вплотную, несколько пустых деревянных ящиков из-под продуктов, кучей сваленных в угол, и – слава богу! – совершенно целую, довольно большую и, судя по всему, тяжеленную железную печку, сварганенную, видимо, слесарем-умельцем из поселка, а, не исключено, и самим Арсением. Длинное колено железной трубы лежало рядом и было почти не тронуто ржавчиной – неопровержимое свидетельство того, что крыша (грубоватый накат из плотно пригнанных жердей, покрытых двумя слоями брезента), как ни странно, выдержала испытание местными погодными условиями. Сыростью в палатке почти не пахло, и мне показалось вполне уютным ее полутемное пространство, особенно в сравнении с диковатыми нежилыми просторами якобы аномальных окрестностей. Пока, честно говоря, ничего аномального я вокруг не ощущал.

Когда глаза обвыкли в полутьме, я вдруг разглядел в изголовье нар какое-то тусклое цветное пятно. Показалось – аккуратно сложенная старая рубашка. Я подошел ближе. Правильно показалось. Старая выцветшая ковбойка. Размер явно не на Арсения. На подростка. Или на женщину. А поскольку детей здесь категорически быть не могло, женщин, кроме таинственной Ольги, здесь тоже наверняка не бывало, значит, это ее ковбойка. Даже намека ни на какие другие вещи в этом скудном жилище не было – то ли следователи, то ли иная какая шатия-братия подмела все подчистую. Оставалось только гадать, почему осталась нетронутой улика, свидетельствующая о том, что женщина здесь все-таки была и ее непонятное исчезновение не было выдумкой. Вот только никак не тянула слегка полинявшая ковбойка на двухгодичное пребывание в нежилом пространстве недостроенного жилья. Я осторожно взял ее в руки. Не слежалась, не отсырела, не покрылась пятнами плесени, что непременно должно было случиться за это немалое время. Мне даже показалось, что ее надевали совсем недавно, неделю-другую назад, не больше. Сам не знаю, почему именно этот срок пришел мне в голову, но от этого бездоказательного в общем-то прикида виски укололо пульсирующей болью, которая с некоторых пор стала беспокоить меня в минуты сильного волнения. Случилось такое после того, как меня и моего приятеля спелеолога завалило в одном из многочисленных ответвлений почти неисследованной пещеры в верховьях Енисея. Пришлось почти трое суток в кромешной тьме выкапываться на свет Божий.