Зона поражения

— Побоится скандала наш таможенник, — не очень уверенно произнес Рассольников. — У нас ведь действительно все записано на видеокамеру.

— Взлететь нетрудно, но ведь еще не получено разрешение на ваше участие в экспедиции, — аргумент Двунадесятого Дома был весом.

— Никуда Совет не денется. Мы ведь уже знаем о горшках. Гораздо логичней повязать нас по рукам и ногам общим делом и деньгами, а не толкать прямиком в руки неприятеля. — С Кребдюшином трудно было спорить. — Все технические вопросы мы решим в полете. Никто не мешает нам драпануть отсюда и, пока Совет решает, отстояться на полпути к цели.

— Ладно, уговорил, — хлопнул ладонью о ладонь ходячий муравейник. — Рвем когти.

— Вот и славно! — воскликнул полукровка. Он так обрадовался, что едва не пустился в пляс.

На «Эль-Гарде» корабельный мозг провел самодиагностику и довел регенеративную функцию биомеханического тела до полного блеска. «Ящерица отрастила потерянный хвост», — похвастался он напарникам.

До краев наполненный энергией «Оболтус» неутомимо пожирал парсеки, все его системы работали штатно. И второй полет к Тиугальбе проходил на редкость спокойно, пока археолог и Непейвода не решили допросить Адриана Папаиоану.

* * *

Допрос проходил в командной рубке. Давным-давно очухавшегося пленника распластали на выращенном «Оболтусом» пыточном ложе. Сейчас оно занимало место пилотных кресел. Он был раздет догола. Эта процедура входит в обязательную программу. Она сама по себе — сильнейшее давление на психику.

Сначала пленник безуспешно пытался порвать эластичные нити и только зря вспотел. Теперь он лишь тихонько поскуливал — рот был заклеен пластырем. Следы укусов стали почти незаметны. Голый, покрытый синеватыми пупырышками гусиной кожи, агент производил жалкое впечатление. Интроскопирование показало, что в недрах его организма не сокрыто инородных тел: оружия, передатчика, каких-либо инструментов или капсулы с ядом. Значит, можно начинать допрос.

Платон подцепил край пластыря и потянул на себя, вырывая волоски с верхней губы и подбородка. Пластырь затрещал, освобождая рот пленника. Эта сцена повторялась из века в век — миллионы раз, она тоже стала традиционной. Без нее и допрос — не допрос.

— Скажи мне кудесник, любимец богов, — осклабясь, археолог начал легонько похлопывать пленника по упругому животу, — что сбудется в жизни со мною? — Взгляд у него был нехороший.

Адриан снова дернулся в тщетной попытке освободиться, зажмурился, стиснул зубы. Пыточное ложе заскрипело, но не поддалось. «Оковы» — тем более. Лицо агента побагровело от натуги и покрылось бисеринками пота. Затем он взмолился, обращаясь к Непейводе и Кребдюшину, которые молча стояли, прислонившись к переборкам:

— Пусть он прекратит надо мной издеваться!

— Говори, и я не стану тебя мучить.

Платон, как истинный пыточник, наклонился над лицом пленника и громко щелкнул зубами, едва не отхватив ему кончик носа. Понятное дело, Рассольников только пугал Папаиоану, но тот поверил его немудреной игре. Видно, легко мог представить себя на месте археолога.

* * *

— Давай-давай. Не доводи до греха, — спокойным и от того еще более страшным голосом говорил Платон. — Все, что положено: кто тебя послал, когда, зачем…

— Лучше бы вам этого не знать.

Археолог хотел было рявкнуть: «Пугать нас вздумал?!», но прикусил язык. В рубке воцарилось молчание. В воздухе повисло тугое, давящее облако тревоги. За словами пленника скрывалась вполне конкретная угроза. Блефует он или нет?

Платон тряхнул головой, пытаясь сбросить морок, ухватил Адриана за плечи и легонько тряхнул.

— Не надо с нами играть, — прошипел ему в ухо. — Отвечай на вопросы. Ты — клон?

— У власти орлиной орлят миллионы и нами гордится страна, — вдруг петушиным дискантом пропел пленник. Кребдюшин вздрогнул от неожиданности.

— Чего-то мне не по себе, — произнес полукровка испуганно. — Может, пустить его в расход — от греха подальше?

— Тебя послала Лига? — не реагируя на слова Кребдюшина, вел допрос Рассольников. — Совбез? Командование Миротворцев? Департамент внутренней безопасности?

— А ведь я предупреждал! Ха-хаха! Ха-хаха! — задорным мальчишеским голосом воскликнул Папаиоану и затрясся мелкой дрожью. Кожа его покраснела и явственно запахла ацетоном.

— В его теле пошел процесс, — прозвучал в рубке тревожный голос корабельного мозга. — Пока не пойму, в чем дело…

Сам того не зная, археолог назвал одно из ключевых слов, и оно сработало как спусковой крючок. Биологическая бомба была записана на генетическом уровне. Внутренние органы пленника начали стремительно изменяться, превращаясь в распылитель наноубийц.

— Сожгите его!-кричал Кребдюшин. — Сейчас!!! — От ужаса он тоже начал меняться. Полукровка терял человеческий облик, превращаясь в рыбоптицу, а потом снова обретал черты хомо сапиенса.