Зона поражения

— Ну давай пока посмотрим, что у нас есть на твоего боевого друга, — предложила Валентина, вызывая на экран компьютера нужный файл. — Как, ты говоришь, его?

— Максим Шкловский.

Получение справки не заняло и двух минут. Из белой щели принтера медленно выехал листочек с распечаткой. Дмитриев взял его. Солнце светило прямо в окно, слепило. Прежде чем прочесть, пришлось опустить штору.

«М.Д. Шкловский доставлен 28.1 в 14.45 бригадой «скорой помощи». Без сознания. Экспресс-анализы: анализ крови, анализ слюны. Рентген. Подозрение на рак верхней стенки желудка. В 17.00 была сделана операция. Пятая операционная. Хирург Н.Н. Кублаков. Диагноз: обширная опухоль верхней стенки желудка, метастазы, неоперабелен. Состояние комы. Скончался 29.1, не приходя в сознание, в 9.15. Было произведено вскрытие. Вскрытие подтвердило диагноз. Тело передано родственникам». -Это все? — Дмитриев вопросительно посмотрел на свою бывшую любовницу.

— Все. — Они помолчали. — Есть, конечно, некоторые предположения, — после паузы как-то неохотно добавила она. — Но их нет в компьютере.

— Почему?

— Потому что это просто сплетни! Если тебе интересно, могу поделиться местным фольклором.

Шагов в коридоре слышно не было, и от неожиданного легкого стука в двери Дмитриев вздрогнул.

— Войдите!

Нелепая тощая фигура насмешила его. Санитар, возникнув на пороге, взмахнул очень длинными руками, затворил за собой дверь и тут же оказался стоящим перед Валентиной в позе провинившегося раба. Голова опущена, левая коленка дрожит, одна рука в кармане, другая щиплет какую-то завязку. Сквозь тоненькую, хорошо проглаженную ткань халата проступала клетчатая рубашка с красными и черными квадратиками.

— Двадцать восьмого числа ты принимал больного? — спросила Валентина нарочито строго.

— Больных много. — Голова санитара опустилась еще ниже, слова он тихо бубнил.

— На «скорой» привезли его, на «скорой», — сказал Макар Иванович. — Рак желудка. Вспомни?

— Точно, был один рак желудка двадцать восьмого. На «скорой» привезли! — обрадовался санитар.

— Он был без сознания?

— Почти все время. Только один раз очнулся, когда я его к дверям оперблока доставил, открыл глаза, попросил жене позвонить. Они там такие сволочи, Валентина Владиславовна, вы знаете, я кричу, кричу, у меня больной с каталки готов уже убежать, а они говорят: кати сам. Я без бахил. А им наплевать даже на дезинфекцию.

— Понятно! — Валентина с трудом прятала иронию за жестким начальственным тоном. — Значит, ты его в опер-блок доставил.

— А не нужно было? — В глазах санитара появился испуг. — Я, Валентина Владиславовна, все по инструкции.

— Тебя как зовут-то, Мытищев? — спросил Макар Иванович, как смог поласковее.

— Василий!

— Скажи, Вася, было на руке у больного обручальное кольцо?

— Нет, то есть было, когда его привезли, но с больного положено все снимать, бусы, там, сережки, крестики, я снял по инструкции. Сделал опись. Сдал пакет. Во время операции наш пациент должен быть совершенно голый. Разве не так? — Он заискивающе посмотрел на Валентину.

— После операции его куда отвезли?

— После операции его, Валентина Владиславовна, отвезли в семьсот седьмую.

— Ты сам отвез?

— Нет, Сайко.

— Он тебе это рассказал?

— Понятно, рассказал. — Прыщавое лицо расплылось в улыбке. — Если бы еще куда, а то в семьсот седьмую. Интересно же.

Он хотел еще что-то добавить, но Валентина не дала.

— Понятно, — жестко подытожила она. — Ты свободен. Можешь идти на свое рабочее место.

10

Когда дверь за санитаром закрылась, Валентина поднялась из своего кресла и поправила плащ на вешалке. Мокрые пятна на ковре быстро подсыхали, но пятна не интересовали ее. Валентина прошла, распрямляя спину, через кабинет, открыла шторы. Солнце больше не било в окно, становилось уже темновато.

— Странно, — сказала она. Голос ее сделался каким-то задумчивым, нехорошим. — Скончался не приходя в сознание. После операции был в коме, а санитар его отвез вовсе не в реанимацию, а в семьсот седьмую.

— Мы говорили о сплетнях.

— Да! — Валентина встряхнула головой, прогоняя какие-то внутренние свои неприятные ассоциации. — О сплетнях. Только ты обещай мне, что пока ничего не будешь писать.

— Пока не буду, — пообещал Макар Иванович. — А что, хороший материал?