Зона поражения

Пока Тихон занимался стерилизацией шприцев, Зинаида, вошедшая вслед за ним, присев на край дивана, больными глазами отслеживала каждое движение. Сам не испытывая боли, Максим Данилович сообразил, что Зина уже на последней стадии, и если ей теперь же не сделать укол наркотика, то через минуту она закричит на весь город и кинется из окна от боли.

— Теперь вы! — Сделав укол Зинаиде, Тихон заправил новый шприц и повернулся к Максиму Даниловичу.

— У меня ничего пока не болит.

— Это неважно. Если сейчас не болит, это не значит, что через час не заболит. Вы должны быть в полном порядке, иначе, сами поймите…

Зинаида пошарила в буфете, взяла сигарету, прикурила и, застонав, присела на диване, ее широко раскрытые глаза подернуло пленочкой мути.

— Теперь ты меня уколешь, — сказал Тихон, выдергивая иголку из вены Максима Даниловича. — У тебя это хорошо выходит.

— У тебя что?

— Это не имеет значения, что у меня. Онкология… — Белые большие руки неловко надпилили ампулу. — Если не можешь, я сам!

— Почему, давай! — В отличие от Зинаиды, кроме приятного покалывания в затылке, Максим Данилович не почувствовал ничего. — И когда ты должен был?

— Давно!

— Значит, есть какие-то шансы?

— Затяни… — Желтые очки блеснули, борода задралась. Тихон протянул ему резиновый жгут. — Нету никаких шансов!

Тушенка так и осталась никем не тронутой. Вскрытая жестянка с красно-розовым мокрым мясом стояла на столе рядом с полотенцем, на котором неряшливо валялись уже использованные шприцы. Очень захотелось покурить, но папиросы кончились, а сигарету Максим Данилович брать все-таки не стал. Он только поправил свою куртку, вынул и демонстративно проверил пистолет.

— Сверим часы! — сказал Тихон — он еще не застегнул манжеты — и показал Максиму Даниловичу большой круглый циферблат на своем запястье. — Сейчас у нас девять пятнадцать. — Он завел часы, потряс их, приложил к уху. — Ваша задача: взять машину и подогнать ее в нужное место. Татьяна вас проведет до гаража и покажет, как проехать. Ровно в десять вы должны быть там.

— Раньше можно?

— Нет. Точно приедете, — он повернулся к Зинаиде, — как считаешь, успеем мы проверить коллекцию по каталогу?

Зинаида пожала плечами, после укола она никак не могла прийти в себя. Щеки ее порозовели, кончики пальцев, в которых она сжимала потухшую сигарету, сильно дрожали.

— Чего там проверять? — сказала она, встряхивая головой. — Эксперта у нас нет. Я думаю, нужно взять столько, сколько получится. Мне кажется, лучше вообще все взять.

10

После укола Тихон заметно ослаб. Спускаясь по лестнице впереди, он с трудом передвигал ноги и все время хватался за перила. Внизу, в подвале, он не смог в одиночку подвинуть железный ящик, поставленный сверху на канализационный люк, и Максим Данилович вынужден был помочь.

— Может, отложим? — спросил он, эхо умножило вопрос. — Может, отложим?

— Нет!

Железные перекладины были влажными. Ботинок соскользнул, и Максим Данилович с трудом удержался, повис на руках. Тягучий запах канализации и темнота охватили его. Бродил по каменной трубе очень слабенький желтый луч фонарика.

— Здесь кто-то был ночью! — сказала Татьяна. — Посмотрите! Отпечатки сапог. — Она показывала куда-то вниз, себе под ноги. — Похоже, они нашли люк.

Вязкая желто-коричневая масса на секунду осветилась, и фонарик погас. Тихон выругался. Отшвырнул фонарик в темноту, и тот ударился где-то рядом о стену, покатился и с бульканьем провалился в поток.

— Ровно в десять, — сказал Тихон, и голос его уже заметно окреп. — Не раньше.

Было слышно, как удаляются их шаги, сыплется под обувью, мокрая бетонная крошка. Глаза никак не хотели привыкать к темноте. Дышать было трудно.

— Держитесь левой рукой за стену, — сказала Татьяна. — Я пойду впереди. Тут всего метров двести. Скажу, когда повернуть.

После поворота над головой замерцал круглый ободок света. Здесь был выход на поверхность. Максим Данилович попробовал пальцами лоб. Лоб был мокрым от пота. Сверху доносились гудение моторов, голоса, шаги. Крышка люка вздрогнула.

— Тихо! — сказала Татьяна, прижимаясь к стене. Она схватила Максима за край куртки и потянула. — Встань здесь.

Лязгнуло. Люк отодвинулся. Угол света оказался таким пронзительно-белым, что Максим Данилович заморгал. Сверху в люк заглядывало чье-то лицо. Была видна рубчатая подошва ботинка.

— Спустимся здесь? — спросил наверху молодой голос.

— А оно тебе надо? — отозвался другой.

Татьяна приложила сухие пальцы к губам Максима Даниловича и прошептала:

— При необходимости стреляй в них.

— Так хуже будет! — возразил он.

— Тише! Хуже не будет. На выстрелы сразу внимания не обратят, тут часто стреляют, в особенности днем…

Но обошлось без стрельбы. В люк медленно опустился длинный шест с дозиметром на конце, и гулкое эхо бетонного коридора расширило судорожный треск.

— Очень грязно! — сказали сверху и люк закрыли.

Опять стало темно. Пальцы Татьяны с трудом оторвались от его рук, несколько минут они стояли лицом друг к другу, оба прислушиваясь.

— Пошли! — сказала Татьяна. — Здесь действительно слишком грязно.