Зона Посещения. Бродяга Дик

– Расскажите мне лучше о тех террористах, капитан, – произнесла она. – Ну, которые взорвали военный глидер. Кто они? Чего хотят?

– М-мразь, – просипел Квотерблад, выпучив на девушку налитые кровью глаза. – Бывшие сталкеры… С-секта Конца Света… Руководит ими некто Гуталин… Старая сволочь… Раньше он хабар скупал и на своем горбу таскал обратно в Зону.

– Вот как?

Капитан оторвался наконец от стола, неловко щелкнул пальцами. Подбежал официант, наполнил стакан. Квотерблад отхлебнул и продолжал:

– Дьяволово дьяволу – так выражается этот негритос… Но сейчас его банда не скупает хабар, нет… У них делишки покрупнее… Подрыв военного транспорта, диверсии на железной дороге, убийства госслужащих… А главное – это оголтелая пропаганда, которую культисты ведут в социальных сетях… Духовная зараза, мадемуазель, страшнее взрывчатки…

– Странно, – проговорила Ким, – если вы знаете кто лидер этой группировки, вам известны их сайты, наверняка можно выйти сначала на их помощников, а потом на них самих. Что же вам мешает прекратить деятельность этих сектантов?

Капитан Квотерблад смотрел на болтливую американку саркастически. Она еще будет его поучать, как ему, капитану Квотербладу, служить закону. Смазливая бабенка, у которой в этой жизни есть только одно дело – вовремя раздвигать ноги, будет упрекать его, кавалера Алмазного Меча, что он не может справиться со всякой мразью. Она приехала из Штатов, которые жируют на бедствиях простых хармонтцев, чтобы оболгать родной город капитана Квотерблада, чье имя навеки занесено в «Книгу почета»…

– Знаешь что, детка, – проговорил полицейский. – Поднимемся сейчас к тебе в номер и на славу покувыркаемся в постельке… А потом, так уж и быть, я тебе все расскажу… Так ск… ать… услуга за услугу…

Он потянулся к декольте Ким. Девушка вскочила, залепила почетному гражданину Хармонта, кавалеру Алмазного Меча, капитану полиции Паулю Квотербладу увесистую затрещину и чеканным шагом покинула зал притихшего ресторана.

Интерлюдия четвертая

Дина Барбридж сидела на кухне и разглядывала свое отражение в оконном стекле. Стемнело недавно, но очень быстро. Во дворе шумели кроны деревьев, и ухала сова. Дина знала эту сову, птица облюбовала самый высокий и старый клен, который помнил еще Рыжего. Сова навевала Дине мысли о смерти, но собственное отражение навевало их куда сильнее.

Как и все старики, Дина предпочитала ложиться спать до темноты, чтобы с утра пораньше выкурить первую трубку, щурясь на восход. Но в этот вечер что-то держало ее возле черного, словно закрашенного снаружи окна, в котором она могла видеть лишь бледное пятно своего лица.

Чуть улыбнуться. Чтоб не быть похожей на Смерть из «Седьмой печати» Бергмана. Чтоб не пугать саму себя. Чтобы не пугать мышей, снующих под полом. Чтобы не пугать сытых и ленивых мух.

Уголок губ слева пополз вверх. Справа же рот превратился в натянутую леску. Дина пошарила перед собой, нашла на столе трубку, табак в картонной коробке – презент от постояльцев – принялась вминать артритными пальцами рассыпчатую массу в табачную камеру. Руки не справлялись с этой привычной и простой задачей, табак сыпался Дине на колени и на пол.

Противно ныла нить накала. Этот назойливое вибрирующее «э-э-э» лезло в голову, глуша мысли. Уголок губ продолжал ползти вверх, лицо Дины все сильнее искажалось гримасой. С каждой секундой боль нарастала, но плотно стиснутые челюсти не позволяли проронить ни звука. Дина шумно дышала сквозь щербатые зубы и била трубкой по ножке стула, отсчитывая ведомый ей одной ритм.

В кухню заглянул заспанный постоялец, задумчиво почесал пузо под разношенной майкой, затем направился, шаркая, в комнату своего подельника. Тот разглядывал журнал с девочками, накрывшись по грудь одеялом.

– Бабку накрыло по-черному, – сказал первый, прислонившись к дверному косяку, – валить надо отсюда.

Второй потянулся, выпростав из-под одеяла волосатые ноги с грязными пятками, сказал севшим голосом:

– А давно надо было валить. Как только нас спалила грудастая соска – хватать хабар и драпать.

Первый поморщился.

– Да, Микки, я облажался. Но как же не перекемарить? Ведь всю ночь в Зоне на карачках ползали.

В кухне загремела мебель, разбилось стекло.

Сталкеры переглянулись.

– Вот старую прет-то, – проговорил, оглядываясь, первый. – Надо бы проверить, как она там. Подохнет, поди.

– Да хрен с ней, – второй спрыгнул с кровати, поправил резинку трусов. – А вообще – проверь, тебе зачтется.

Первый фыркнул, затем нехотя повернулся. И сейчас же осколок фарфоровой вазы – острый и зазубренный – рассек сталкеру горло от уха до уха. Струя крови, жужжа, успела выписать на пыльной ковровой дорожке несколько иероглифов, прежде чем сталкер сполз по стене на пол.

Из коридора послышалось гаденькое старушечье хихиканье. Заскрипели половицы, выдавая крадущийся шаг.

Второй сталкер, недолго думая, сиганул в окно. Выбил стекла и раму, упал в заросший сорняками палисадник. Сова беспокойно ухнула и сорвалась с ветви, пронеслась над пытающимся подняться человеком.