Зона Посещения. Гайки, деньги и пила

Но сейчас можно было себе позволить расслабить булки и в последний раз насладиться абсолютно безопасным сном в самой последней на нашем маршруте «мертвой зоне». Этот клочок неискаженной земной реальности расположился прямо посреди «гиблой долины», в самой гуще дикого месива аномальных клякс.

«Гиблую долину» еще называли «полем смерти», что сути не меняло. По природе своей «поле» было близко к «ущелью живых скульптур». Но между двумя этими образованиями существовало два серьезных отличия. В ущельях на поверхности застревали только «тайм-ауты», здесь же к земле прилипали, словно мухи к липкой ленте, абсолютно все зоны измененного физического пространства, которые опускались на долину с неба. В результате возникал очень сложный аномальный лабиринт, где «измененки» сидели так густо, что моя сверхъестественная и верная чуйка буквально слепла от грозящих мне со всех сторон опасностей.

Здесь я одновременно ощущал несколько десятков аномалий, находящихся поблизости, одновременно со всех сторон испытывал тревожное чувство дискомфорта. Потому-то и не получалось быстро сориентироваться в пространстве и выбрать одну узенькую и безопасную тропинку, ведущую через «гиблую долину». Тут у меня никаких заметных преимуществ перед остальными бродягами не было. И приходилось полагаться лишь на острый глаз, сообразительность, интуицию и ловко брошенную гайку.

Сам же аномальный лабиринт не являлся стационарной инсталляцией, через которую можно было один раз проложить маршрут и навсегда забыть обо всех здешних опасностях. «Поле смерти» жило своей сложной жизнью, оно постоянно менялось. Все залипшие здесь зоны ИФП не застревали навечно, как «тайм-ауты» в ущельях, они просто замедляли свой полет. Но замедляли критически и двигались не быстрее одного сантиметра в сутки. Но потом, пройдя тормозящую их зону «гиблой долины», все «измененки» вновь обретали привычную скорость и неслись дальше через Зону Посещения, сея смерть и разрушения на своем пути. И это было вторым отличием «ущелья» от «долины».

Так, размышляя об окружающем меня аномальном безобразии, я и пролежал с полчаса, пока мерное мерцание ночных небесных огоньков не погрузило меня в дрему.

* * *

И опять я очутился в той же проклятой лаборатории. Но на этот раз все было не так, как прежде. Во мне не было ни боли, ни гнева, ни адской мешанины мыслей. Разум мой был чист, а сам я пребывал в полном спокойствии, как какой-то буддийский монах, парящий в позе лотоса над заснеженной вершиной. Такая ассоциация пришла на ум потому, что я действительно висел где-то под потолком ярко освещенного помещения и наблюдал все происходящее со стороны. Конечно, подобный ракурс просмотра воспоминания у меня уже случался, но именно сейчас я впервые смог «трезво» глянуть на все происходящее. В том числе и на себя самого…

И каково было мое удивление, когда на лабораторной койке под лампами я увидел пристегнутым не себя, а Серенького! Именно над моим погибшим корешем сейчас колдовали два мерзких доктора.