Зона приема

Он добрел до лестницы, но подняться уже не хватило сил. Сполз по стене, чувствуя, как истекает потом. «Что со мной?» – повторяло сознание. Глядя на собственные руки, он не понимал, происходит ли это в действительности или что-то случилось со зрением.

Сквозь кожу проступали ветвящиеся черные линии, напоминая не то вздувшиеся сосуды, не то «черную колючку» из Зоны.

– Что за черт? – прошептал он, недоуменно разглядывая ладони.

Линии утолщались, начиная бугриться, и он чувствовал какое-то отвратительное движение под кожей.

А взгляд уже застилала мутная пелена. Вокруг все менялось – как это бывает в болезненном сне. Он озирался, пытаясь понять, где находится. Пока неожиданно не осознал с кристальной ясностью: он в Зоне. Места были знакомые, неподалеку от окраины Бердска, но главное не это.

Тупо озираясь, он стоял в центре круга, очерченного «черной колючкой». В руках его была лопата, и он рыл ею рыхлую землю. Поначалу решил, что пытается добраться до залежей хабара. Но с каждой отброшенной лопатой этой тяжелой сырой земли все яснее становилось понимание простой и странной истины.

Он роет себе могилу. И если он не вырвется сейчас из этого липкого бреда, если успеет выкопать в земле этот страшный прямоугольник – его уже ничто не спасет. Останется просто лечь – и все кончится.

Диким усилием воли он заставил себя очнуться от вязкого кошмара. Поглядел на руки – черные линии под кожей, продолжая болезненно пульсировать, быстро утончались, пока не исчезли вовсе.

Отпустило внезапно, разом, так же непредсказуемо, как и «нашло». Уже не задавая себе ненужных вопросов, Кот поднялся на ноги и стал медленно подниматься по лестнице.

Он уже знал, что с ним что-то не так.

До лаборатории он так и не добрался. У самой двери его уже поджидал начальник институтской службы безопасности, собственной персоной. Могучая фигура Разуваева высилась неприступной преградой, внушая уважение и трепет. В повседневном трепе многие посмеивались над главным службистом с его грубостью и некоторой ограниченностью, но все как один робели, встретив его в реальности. Была в этом человеке своеобразная харизма, эдакая монументальность. Да и было подозрение, что ограниченность его – напускная. Эдакая незамысловатая перманентная хитрость – не слишком изощренная, но вполне эффективная.

– Котляров, за мной! – не столько пригласил, сколько приказал службист.

Была у него такая раздражающая манера – общаться со всеми, как с собственными подчиненными. Ему было все равно – доцент, академик, специалист из Хармонтского филиала – все проходили через неприятное и немного сюрреалистическое общение с этой фигурой. И теперь вот снова настала его очередь.

Оказавшись в кабинете, Кот сел на неудобный стул, предназначенный для посетителей. Разуваев тяжело уселся напротив и принялся перебирать бумажки. Это у него обычная манера – неважно, есть в этих бумагах что-то необходимое в разговоре или нет – важен сам процесс перебирания.

– Про стрельбу в городе слышал? – не поднимая головы, спросил Разуваев.

– Какую стрельбу? – Кот привычно изобразил удивление.

– Ты дурака-то не включай. Кучу народа положили, весь район на уши поставили. Какой-то маньяк посреди жилого района настоящую бойню устроил: десятки трупов, море крови. Психологи вон до сих пор женщин из истерики вывести не могут: нападение, попытка изнасилования – и ты не в курсе?

Кот едва сдержался, чтобы не возразить: это вы, мол, преувеличиваете – насчет маньяка и моря крови-то! Но вовремя прикусил язык. Все это – неуклюжая разуваевская манера сбивать с толку собеседника. А изнасилованные истеричные женщины – это, случайно, не про ту голую дамочку из ванной?

– Ну что, Котляров, говорить начнем или дальше отпираться будем? – устало подытожил начальник службы безопасности.

– Петр Вячеславович, вы же меня знаете, – Кот старался придать голосу побольше проникновенности. – Ну почему, если где что случилось, – вы сразу меня дергаете?

– Вот и я себя спрашиваю: «Почему снова Котляров?» – Службист поднял на него тяжелый взгляд, прищурился на один глаз, будто прицеливаясь. – Ты, вообще, о своем будущем думаешь? О том, что с работы вылетишь, в тюрьму угодишь? Ты, кстати, в тюрьме-то еще не сиживал?

– Перед вами же мое личное дело лежит, – подсказал Кот. – Там черным по белому написано, что я чист перед законом, как ангел небесный.

Сам он не был уверен в том, что говорил. Потому как своего личного дела, конечно, не видел. Но мог предполагать, что раз до сих пор работает в режимном учреждении, значит, серьезных подозрений у службы безопасности не вызывает. Или что-то изменилось?

– Чист, говоришь? Допустим… – странным голосом произнес Разуваев и взял в руки какую-то бумажку с края стола.

На этот раз не для вида – он действительно просматривал написанное, шевеля при этом губами, словно проговаривая текст. Снова поглядел на лаборанта, постучал по столу авторучкой, сказал:

– Тогда как объяснить просьбу со стороны ФМС – обеспечить твою личную безопасность? Ты что у нас, академик? Создатель атомного проекта? Кеннеди какой-нибудь недобитый?