Совершенно бесшумно Бес оказался за спиной Мишель. От его большого и напряженного тела исходили сила и покой. От убойного сочетания мужского парфюма, опасности и власти над окружающими, Мишка прикрыла глаза. Она уже знала, как он действует на нее, заставляя забывать себя, свое имя, свои мысли. И устав сопротивляться этому влечению, Мишель тихо выдохнула, склонив голову и подавшись назад всем телом.
В коконе крепких рук просыпалось чувство безопасности, словно кто-то настойчиво шептал, что все будет хорошо, и никто не посмеет нарушить защитный барьер, созданный несгибаемым воином.
Никто не обидит ее.
Кроме него самого.
И это убивало девчонку, заставляло сердце разбиваться на тысячи осколков и падать к ногам Беса. Оставалось только надеяться, что он поднимет эти мелкие частицы, некогда бывшие ее глупым сердцем, и согреет в крепких ладонях.
Оно вновь забьется или изранит рваными краями.
Мишка выдохнула, так и не открывая глаз. Плотные жалюзи, которые она так и не подняла после ночи, надежно укрывали их от суеты города и посторонних глаз.
Телефон с тихим стуком лег на подоконник, а твердая рука обхватила Мишку поперек живота, еще теснее прижимая к каменному телу Бессонова.
Мышка накрыла своей ладонью его руку. Кончики пальцев коснулись подсохшей корки многочисленных ран на сбитых костяшках.
Тело глупой Мышки прошибло волной почти физической боли, заставив вздрогнуть. Преодолев сопротивление мужчины, Мишель поднесла руку Беса ближе к своему лицу. Ее расфокусированный и размытый взгляд замер на поврежденных и немного распухших костяшках. Она не имела права спрашивать. Она была никем для него. Для того, кто стал для нее всем.
Харитон Сергеевич за свою опасную и трудную жизнь повидал многое, через многое прошел. Его душа, равно как и тело, были закалены настолько крепко, что не сгибались никакими проблемами. Он всегда считал себя гранитной скалой, гигантским монолитом, о который враги пообломают все зубы, но не оставят и царапины.
Но эта девчонка его ломала… Разбивала его в мелкую крошку. Заставляла вспоминать, что он тоже человек. Живой.
Он, кажется, сейчас не дышал, глядя, как она рассматривает его кулак. Вот пустяк ведь. Через пару дней не останется и следов от свидетельства его буйного характера. Но Мышка думала, скорее всего, иначе.
Девчонка его убила. Будто всадила огромный тесак по самую рукоятку в центр грудины. Всего лишь одним движением нежного рта по подсохшим коркам на костяшках. Одной дорожкой стекающей по щеке слезы.
Он не дышал все время, пока она держала его ладонь у своих губ. Он мог не дышать и дольше. Но телу требовался кислород. И он проник в его легкие вместе с ее ароматом.
Харитон, всегда собранный и держащий под контролем все вокруг, не понимал, что творит. Он просто развернул девчонку к себе лицом и зарылся руками в ее длинные светлые волосы, загребая их горстями.
Ее потемневший и рассеянный взгляд пленил его душу. Он не признается ей в этом никогда, но она всецело хозяйничала в его крови, в его теле, в его мыслях. Она — его слабость. Его отрава. Его спасение.
Он видел, что своими грубыми руками причиняет ей боль. Бес хотел бы быть более нежным с Мышкой. Но не мог. Природа брала своё. А зверь внутри него бесновался, словно чуял свою желанную добычу.
Мишка плавилась и тонула в этом свинцовом взгляде. Запрокинув голову, она смотрела на своего Беса. И не видела, не воспринимала ничего, кроме его красивых глаз, волевого лица, прямого носа с горбинкой — свидетельством прошлого перелома. Видела только его, Харитона Бессонова.
Приподнявшись на цыпочки, Мишка теснее прижалась к его телу. Будто стремилась слиться с ним воедино. И было плевать на все вокруг.
Его движения были резкими, отрывистыми, стремительными. Словно он опасался, что она изменит свое решение.
Дурной.
Она не откажется от него. Не сможет. Легче перестать дышать, чем отступить.
Ее руки скользнули вверх, к широким плечам, стягивая с них куртку. И это движение будто вырвало стоп-кран из локомотива под именем «Бес». Вырвало с мясом, под самый корень.
Спустя мгновение Мишка стояла перед своим мужчиной в одном белье, на постели, не такой большой, как в загородном доме Бессонова, но это казалось абсолютно неважным.
Мужской свитер улетел на пол, и перед девичьими глазами, жадными и алчными, предстало крепкое мускулистое мужское тело. Кончики пальцев Мишки дрожали от желания прикасаться к твердым узелкам мышц, скрытым под смуглой кожей.
А когда несмелые пальцы коснулись обнаженной мужской груди, Мишка едва заметно прикусила губу, чтобы в голос не застонать.
Бес не выдержал такой тонкой пытки. Ему было всего мало с ней. Накрыл ее ладонь своей и прижал, почти впечатал в свою грудь. Ему хотелось, чтобы она была еще ближе. Настолько близко, когда трудно понять, где заканчивается он и начинается она.
Мишка упала бы в пропасть, если бы не крепкие руки. Руки бойца, воина, способного убить. Но в эту секунду они были настолько нежными и желанными, что не хватало никаких слов выразить эмоции, обуревавшие девичью душу.